– Любая женщина – сумасшедшая птица, – Меламори оставалась серьезной. – Любая, запомни это, сэр Макс! Проблема в том, что большинство женщин не стремится научиться летать. Им лишь бы вить гнезда. Просто беда с нами.

– Отличная метафора, – одобрительно промычал я, пытаясь затянуть ремень на дорожной сумке.

– Никакая это не метафора. Констатация факта, – вздохнула Меламори. – Мне-то повезло, я от рождения испытываю отвращение к витью гнезд. И именно поэтому – заметь! – решительно отказываюсь грустить по поводу твоего отъезда.

– А я решительно отказываюсь жить в мире, где нет тебя, – заключил я.

Еще минут пять я топтался на пороге. Наконец нашел в себе силы развернуться и уйти. Решил, что Великий Магистр Ордена Семилистника вряд ли должен расплачиваться жизнью за мою персональную слабость к затянутым прощальным сценам.

Джуффин ждал меня в Доме у Моста, так что я решил пройтись пешком, даром что ноги все еще гудели после многочасовых блужданий в обществе неугомонной Меламори. Когда дело доходит до пешей ходьбы, ее темперамент становится совсем уж невыносимым. Как я вообще ее в дом заманил – диву даюсь.

Теплый ветер донес до меня слабый аромат цветущих садов Левобережья; оранжевые и голубые огоньки один за другим загорались в окнах домов; звуки музыки выплескивались из распахнутых настежь дверей трактиров, которых в этой части Старого Города чуть ли не больше, чем жителей.

Я люблю Ехо почти так же сильно, как саму жизнь, и совершенно уверен, что у этого дивного города попросту не бывает плохих дней. Его мозаичные мостовые прекрасны всегда, в любую погоду, вне зависимости от моего дурацкого настроения. Они были восхитительны за много столетий до того дня, когда мои глаза впервые сощурились от сияния здешних фонарей; их красота будет кружить романтические головы и после того, как я отправлюсь на свою самую последнюю прогулку. И все же сегодня город был как-то особенно неотразим. Густая синева долгих сумерек, приправленная ароматами дыма, меда и мяты, ластилась ко мне, как огромная невидимая кошка, пока я неторопливо шагал в направлении улицы Медных Горшков, – маленькое, неброское, но совершенно необъяснимое чудо, предназначенное, кажется, для меня одного.

– Ах ты предатель! – ласково сказал мне сэр Кофа Йох, которого я поначалу не заметил.

Дело не в том, что в коридорах Управления Полного Порядка вечно царит полумрак, просто Кофа уже экипировался для очередного рейда по городским трактирам – закутался всвой знаменитый укумбийский плащ, который способен превратить в невидимку даже такого солидного пожилого джентльмена, как наш Мастер Слышащий.

– Почему предатель? – опешил я.

– Ну как почему? Едешь на Уандук, прямехонько в объятия гостеприимного цуан Афии – и без меня! Неслыханное вероломство.

– Без вас – это ладно, он туда еще и без меня едет, гад такой! – сварливо сказал Мелифаро. Он выглянул из своего кабинета, заинтригованный звучанием наших голосов, и взирал на меня с таким упреком, словно я только что силой отнял несколько центнеров конфет у оравы голодных сирот.

– Моему адвокату дадут слово или меня сразу расстреляют? – осведомился я.

– А что такого интересного может сообщить твой адвокат? – полюбопытствовал Кофа. – Кстати, давно хотел спросить: что это за нелепая профессия?

– Адвокат – это такой специальный человек, который помогает влипшим в неприятности идиотам выкручиваться и оправдываться. Почему-то считается, будто сами они слова в свою защиту сказать не способны, – тоном знатока объяснил ему Мелифаро, большой любитель криминального кино моей исторической родины. – Но наш сэр Макс сам себе адвокат, одно удовольствие его слушать. Сейчас небось будет молоть какую-нибудь чушь о трудном детстве.