Но попрощаться с Рудиком мне так и не удалось. Он уже минут десять как дрых без задних ног.

Поэтому я в последнюю секунду подцепил лапой здоровенный кусок этой самой… ну как её?.. осетрины и захватил его с собой в сумку. Гостинец для Дженни…

Остаток ночи я провёл в серебристом «мерседесе» с Дженни, которая клялась мне в любви и в подтверждение искренности своих клятв ублажала меня столь изощрённо, что я было сильно засомневался в её утверждении, будто с ней это происходит впервые и я у неё самый что ни есть – Первый…

Но вот уж на это мне было совершенно наплевать. Важно, что с ней мне неожиданно было очень и очень неплохо…

Осетрину, которую я приволок для Дженни, пришлось сожрать самому. Оказалось, что ей всякие такие натуральные штуки есть категорически запрещено; Кормят её обычно разными там «Гефлюгель-Крекс», или «Кляйне Либлингскнохен», или, на худой конец, «Крафтфолле Фольнарунг». И строго по часам! Что всё это значило – я так и не смог понять. Хотя Дженни искренне пыталась мне объяснить преимущества той еды перед тем, что обычно жру я. Она перечисляла количество витаминов, лекарственных добавок, сухих овощей и ещё чёрт знает чего, о чём я вообще слышал впервые…

Я же с печалью думал, что эта маленькая утончённая бедняжка, объездившая весь мир, так никогда и не пробовала нашего российского хека, замороженного, наверное, ещё во времена ледникового периода, и не менее искренне сожалел по поводу её столь примитивных представлений «О вкусной и здоровой пище». Это у нас c Шурой Плоткиным такая книга есть. Шура очень дорожит ею. Он всегда говорит, что эта книга – образец полиграфического и идеологического искусства сталинского периода. Что это за период, я не знаю, но полагаю, что он слегка позже ледникового.

– Вполне вероятно, что завтра Твой Мудак снова станет обладателем своей собственной зажигалки, – сказал я Дженни.

И рассказал ей всё, что заявил по этому поводу мой Водила. Назвал даже стоимость зажигалки – три тысячи долларов.

– Очень жаль… – вздохнула Дженни. – Мне так хотелось, чтобы наш Хам был хоть чем-то наказан! Зажигалка эта действительно от «Картье»: Он её при мне покупал. Но стоила она не три тысячи долларов, а семь тысяч марок. Что в переводе на доллары по курсу того времени – четыре тысячи шестьсот шестьдесят шесть долларов с мелочью. А сегодня доллар упал, и поэтому теперь зажигалка стоит ещё дороже – тысяч пять с половиной долларов…

У меня глаза на лоб полезли! Не от дороговизны этой дерьмовой зажигалки, а от того, как свободно Дженни оперировала всеми этими понятиями. Курсы, цены, валюты… Фантастика!

– Ёлки-палки!.. – поразился я. – Откуда ты всё это знаешь?!

– Мартынчик, родной мой… Ну, подумай сам, в нашем доме говорят только о деньгах. Кроме биржевых ведомостей и сводок курсов валют – никто ничего не читает. Деньги, налоги, проценты… Проценты, деньги, налоги!.. Как скрыть деньги от налогов, как выторговать большие проценты, как обмануть партнёров. И всё. А у меня есть уши. И я круглосуточно варюсь в этом котле. Чего же ты удивляешься, что я так хорошо в этом понимаю?

Под утро, когда я, пресыщенный и опустошённый этой маленькой Мессалиной из серебристого «мерседеса», благодарно облизанный ею от хвоста до кончиков моих усов, снова оказался в кабине cвоего грузовика, – я, прежде чем сомкнуть глаза в тяжёлом и заслуженном сне, всё-таки решил подвести некоторые итоги увиденному и услышанному.

– Пора, Мартынчик, подбивать бабки и постараться понять, с чем мы остались и на что ещё можем рассчитывать, – как обычно говорил Шура Плоткин после очередного скандала в редакции или внеочередного недельного загула с какой-нибудь девахой, заскочившей к нам в гости «буквально на две минутки». И добавлял: – Начинаем мыслить логически…