Артем заинтересовался. Он помнил, как тяжело дался работающему в МИДе отцу Олимпийский год в Москве. По крайней мере, домой папа приходил совершенно выжатый.
«Франция. Париж. Лето 1982 г. В Фонтенбло обедали с ХХ-5. Прямо пытался купить. Говорил о высоких материях, марксизме, социализме. А глаза бегают. Надо проанализировать, как его прижать. Передал информацию ВВ. Работает…»
Дальше шли совсем уже какие-то криптограммы и шифровки: «Дж. Ср., Зб. Бз., Кн. Рс., Рн. Рг., Гн. Гн.». Затем – числа, означавшие не то даты, не то возраст, не то стоимость. Разобрать, о чем речь, без ключа к этому шифру было невозможно.
Артем захлопнул дневник. Помотал головой вправо-влево. Хрустнули позвоночные суставы. Он потер виски и резко выдохнул:
– Пфф-фу-у-у! Ой, папа, лучше бы ты поподробнее написал, что у тебя получилось с договором о приватизации. Пойду-ка я спать.
Завтра ему предстоял очередной нелегкий день.
Рэп
На следующее утро Артем отложил все и занялся главным – квартирой, точнее, поиском Жучкова.
– Нету яво. Нету. Хгаварю вам. Ну шо не панятно-то? Я шо, яво рожу, што ли? – Толстая неопрятная не то диспетчер, не то секретарь возмущенно пыхтела в сторону надоедливого посетителя.
– Мадам, – проникновенно улыбнулся Артем, – я же вовсе не предлагаю вам воспроизвести вашего начальника. Отнюдь! Просто подскажите, где его искать?
Павлов снова улыбнулся – как можно шире. Он понимал, стоит ему поддаться своему истинному настроению, и легкое недовольство собеседницы моментально превратится в ненависть. Ту самую ненависть, которую работник жилищно-коммунального хозяйства испытывает порой при виде жильца. Женщина покраснела, но… не сорвалась, а все-таки зашуршала своим рабочим журналом:
– О-от. На пятый дом ушел он. Там ищите!
– Вот это другое дело. Спасибо.
Артем поспешил по указанному адресу и через несколько минут уже заходил во двор соседнего дома, где с криками и матюгами пятеро работяг разгружали машину с трубами и арматурой. Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что реально в разгрузке участвуют лишь четыре таджика, причем работают они споро и молчаливо. А весь шум и крик поднимает один помятый замухрышка с пропитым лицом:
– Куда, твою за ногу, передери тебя так и этак, зараза азиатская! Тащи на себя, чума таджикская, перетак тебя за так и на эдак! Ах ты, чурбанище недоделанный, перетак и натак да тебя за так.
Артем некоторое время ждал, когда словарный запас народного сказителя иссякнет, но вскоре осознал, что до самого дна кладези русского словотворчества все равно не вычерпать.
– Эй, служивый! Тебе бы рэп попробовать петь. Стал бы звездой, – оценил он явный талант. – А скажи-ка мне лучше, командир, где твой начальник Жучков?
На лице отца командира появился, да так и застыл мучительный мысленный процесс. Наконец он переварил все сказанное, громко прочистил нос, вытер пальцы о ватные штаны и кисло проговорил:
– Смешно. Я бы с тобой тоже посмеялся, мил-человек. Но ты бы на мое место встал и поруководил этими обезьяньими мордами. Они ж ни хрена в технике не понимают! Одно слово, чурки! Мы вот с тобой хоть обязательное среднее получали, а у меня – так вообще институт за плечами!
Он так гордо выпятил живот, что стало ясно: Павлову до него расти и расти.
Павлов с трудом подавил рвущийся наружу приступ смеха и вежливо кивнул в знак понимания. Он уже опознал в работяге того самого не то электрика, не то сантехника, тащившего кабель, которого встретил в коридоре жэка № 3 в свой первый визит в поисках Жучкова. Мужичок, видя внимание жильца, еще больше приосанился и с чувством собственного достоинства продолжил: