И при всем при том выглядела Лера еще хоть куда. «Куда?» – тут же скептически оборвала себя Яна.

Мать сохранила стройную фигуру, местами, конечно, слегка обвисшую, но умело маскируемую яркими дешевыми нарядами. Беззаботное, а по мнению Яны, так просто глупое выражение глаз молодило ее умело подкрашенное лицо, которое, несмотря на развеселый образ жизни, спитым и одутловатым вовсе не выглядело. А жеманные манеры, легкая пританцовывающая походка, высоченные каблуки и звонкий голос отвлекали от морщинок на лице. Молодые поклонники довершали картину. Последние годы Лера мечтала о пластике, но не было денег.

У Яны жалкие потуги матери сохранить давно ушедшую молодость вызывали брезгливое отвращение.

– Денег не дам, – завершила свой обвинительный вердикт девушка и вдруг ни с того ни с сего спросила: – Слушай, а почему ты никогда не пыталась получить с отца алименты? Сама же как-то говорила, что денежки у него водились.

Этот элементарный, очевидный вопрос страшно озадачил Леру.

– Алименты? У кого получить? – переспросила она, усиленно скрипя мозгами.

– Алименты у моего отца на меня, – повторила Яна медленно.

– Ну, как это возможно? Он сидел, да и вообще, мы совершенно чужие люди. Это же неудобно, – сообразила, наконец, Лера.

– А почему ты не найдешь себе богатого мужика, ну или хотя бы работающего? Чтобы он тебя содержал. Все время тащишь в дом нищих неудачников? – Яну сегодня просто прорвало, причем не понять с чего. Никогда в жизни она не интересовалась материнскими резонами, даже пока они жили вместе. А тут вдруг эти вопросы? Девушка сама себя не понимала.

– Ну, – как-то неуверенно протянула Лера, а потом, словно стесняясь своего ответа, тихо сказала: – Мне их жалко.

«Полная, законченная дура», – заключила в очередной раз для себя Яна, но зачем-то задала очередной вопрос:

– А себя тебе не жалко? – Спрашивать, не жалко ли матери дочь, было глупо, и так ясно, что нет.

– А что мне себя жалеть? – искренне удивилась мать. – У меня жизнь сложилась. И личная, и творческая. Даже ты выросла и человеком стала.

Последнее Лерино заявление заставило Яну с хохотом завалиться на диван, так что даже шов отдался тянущей, щекочущей болью.

– Даже я человеком выросла? – сквозь стоны спросила она. Нет, все-таки с Лерой не соскучишься.

– Ну да. А что ты смеешься? – обиделась на этот раз Лера. – Ты маленькая такая замкнутая была, угрюмая, в садике на празднике даже стишок отказывалась прочесть. Я так переживала. – Сказав это, она, кажется, всхлипнула. – И совсем была не хорошенькая, на бурундука похожа. Я так волновалась, что ты в отца пойдешь.

Яна перестала смеяться. Об этом она никогда не задумывалась. Вся ее жизнь была наполнена тревогой, как бы не стать похожей на мать, про отца она вспоминала, лишь когда мечтала, чтобы он пришел и разогнал из их дома всю эту театральную шушеру, маминых приятелей.

– Ну так что? Ты дашь мне денег? – робко спросила Лера.

– Нет. Найди себе богатого мужика, как все нормальные люди делают, и у него клянчи.

– Тогда мне будет не надо, – печально ответила Лера и отключилась.

На этот раз Яна не злилась и не смеялась. Впервые в жизни ей стало жаль Леру. Что это с ней? Неужели она смогла простить ее? После стольких лет обид и вражды, вот так просто? Неужели она повзрослела? Повзрослела? В двадцать восемь лет? Не поздновато ли? – иронично заметила сама себе Яна.

Нет. Взросление – процесс не физиологический и от возраста не зависит, лишь от внутренней зрелости.

В Яниной душе поселилась вдруг необычайная легкость, ясная и прозрачная, как осеннее небо за окном. Да, погода сегодня была чудо как хороша. Неожиданно потеплело, выглянуло солнышко, и остатки желтых листочков на березе под окнами весело трепетали на легком свежем ветерке. От газона под окном тянуло в форточку прелыми листьями и запахом земли.