Гора оказалась крута, удирали мы как раз по той самой булыжной тропинке, у Дитера это получалось лучше, поскольку он бежал в хитрых немецких кроссовках на надувном протекторе, а я в китайских кроссовках на полистирольной подошве. Но мне как-то взвезло, я взбежал на горку без происшествий и поскользнулся уже на самом верху, практически на ровном месте, не совсем взвезло.

Поскользнулся и угодил прямо в руки преследователей, и они, само собой, стали меня колотить. Это продолжалось недолго, да и художники били не очень умело, непривычные к этому делу люди, не то что поэты. Дитера, кстати, не били – едва придвинулись, как он принялся пронзительно мычать на немецком языке, и недруги в растерянности отступили. А через пару минут что-то грохнуло, и художники вообще рассыпались, но далеко не убежали.

Это был Жмуркин. Не знаю, чем он грохнул, наверное, взорвал петарду. Во всяком случае, действие возымело, живописцы расступились, я поднялся, побитый.

– Так-так-так, – сказал Жмуркин и достал из кармана пистолет.

И тут я увидел в руках Жмуркина пистолет.

– Ну, что, рембранты, стоит вам отступить. И вон по той каменистой тропинке прямо под горку, под горку, там прекрасная чайная с бесплатным лимоном. Выпейте чаю, поспорьте о Малевиче, я оплачу…

Пятьсот рублей скомкал, швырнул в сторону рембрантов.

– Бегите, пока я добрый. А то как-то некрасиво, я в Дантесы не записывался…

– А мне кажется, мы сейчас надаем вам по морде. Пистолетик-то у тебя игрушечный.

– Игрушечный? Ну ладно, сейчас вот мы и посмотрим…

Жмуркин выстрелил. Невысокий художник в коротких шортах подпрыгнул и ойкнул, оранжевая пластиковая пуля укусила в ляжку.

– Я же говорил – игрушечный! – ухмыльнулся главный Ривейра. – Ну все…

– Стоять! Кто не хочет провести чудный вечер в обезьяннике – стоять!

Но их уже было не остановить, на меня кинулся ближайший, достаточно длинный и преисполненный ярости. Он вцепился мне в куртку и толкнул. И я в свою очередь вцепился в его карманистый жилет и потянул, и мы ухнули в черемуху и покатились по склону.

Такое часто показывают в кино – как кто-то кувырком летит по склону. Должен признать, что это не очень приятное занятие. Плёс – один из центров сноуборда и семейных горных лыж, – это неслучайно. Склоны здесь крутые и повсеместные, так что и мне и моему недругу пришлось несладко. Лично в мою спину то и дело вонзались всевозможные корни, камни и прочие неровности. Я попытался подтянуть к себе руки-ноги, чтобы не сломать, но скорость мы набрали уже приличную, так враскоряку и летел. Кусты пошли плотные, но скорость не снизилась, поскольку крутизна склона возрастала пропорционально, и вдруг кусты и трава кончились, нас подбросило в воздух, мы перелетели через забор и ухнули в бассейн.

Это получилось так неожиданно, что я не успел задержать дыхание, нахлебался воды и закашлялся. Бассейн был глубок, едва всплыв, я погреб к берегу, но враг мой схватил меня за пятку и потянул на дно.

Некоторое время мы дрались в воде и под водой, как настоящие ихтиандры, как гигантские креветки, но это оказалось делом неблагодарным и неудобным, так что мне пришлось сильно боднуть художника в живот и поплыть к берегу.

Художник поплыл за мной. Мы добрались до бортика почти ноздря в ноздрю, и тут нас ожидал неприятный сюрприз.

Недалеко от бассейна располагался особняк, построенный в стиле альпийских вилл, рядом с ним радовала глаз свежим бревном баня, между баней и бассейном расстилался газон, у края газона стояли, как мне показалось, игрушечные домики, небольшие такие, в метр. А потом из домика, весьма напоминавшего русскую купеческую избу, показался пес устрашающей наружности. И уверенно посеменил к нам. Я сразу передумал вылезать, художник же попытался, но быстро передумал тоже.