– Моя Шура! Моя дорогая Шура, посмотри на меня! Я хочу, чтобы ты смотрела на меня, не прячь от меня своих глаз.

В ответ на его страстные и мягкие мольбы Шура сделала то, о чем он просил. Нежность усилила румянец на ее щеках, а искры желания, которые она видела в его глазах, зажгли огонь в ней. Сеит не давал ей отвернуться. Очень медленно она протянула руку к его голове и запустила пальцы в его каштановые волосы. Этот мягкий жест доставил обоим невыразимое удовольствие. Она прикоснулась к его лицу, ее робкие пальцы гуляли по его лбу, затем по его высоким скулам. Указательный палец задержался на ямочке на его подбородке, затем обошел его лицо, пытаясь запомнить его очертания. Впервые, в двадцать четыре года, Сеит испытывал новые, незнакомые до сих пор ощущения. Он открыл для себя удовольствие теплой тихой любви. Эта девочка, на восемь лет моложе его, до сего дня не знала любви. Она была целомудренна. Она ласкала его невинными, чистыми и полными любви движениями. Он понял, что это тепло заполняло ту леденящую пустоту, от которой он дрожал внутри. Эта девочка была непохожа на других женщин, которых он знал.

Сеит ужаснулся, осознав, что то, что началось как просто ухаживание, переходило к физической составляющей намного скорее, чем он предполагал. Он отпустил ее и отстранился. Шура вопросительно смотрела на него. Он принялся нежно гладить ее лицо и перебирать ее косы. Затем заговорил. Как он ни пытался, его голос не мог скрыть безграничного желания.

– Шура, дорогая… Ты очень дорога мне… Больше, чем кто-либо… Но я должен быть честным, я не могу дать тебе никаких обещаний…

Впервые она посмотрела в его глаза с такой легкостью, как если бы он был в ее жизни многие годы. У нее больше не было никаких сомнений, она не боялась его. Наоборот, за фасадом бонвивана, очень уверенного в себе человека, чей вид напоминал о страстных приключениях, она видела грусть и одиночество взрослого ребенка. Ей так хотелось приласкать его, утешить. Она была уверена, что может это сделать, даже если для этого нужно отдаться ему.

Разве она никогда не выйдет замуж? Разве когда-нибудь не придется это пройти? Почему же тогда она не может пройти это с человеком, которого она на самом деле любит? Сеит, верила она, был предназначен ей, и она хотела сделать его счастливым до конца, пока судьба не разлучит их. Затем, когда она останется одна, она сама разберется с тем, что этот человек дал ей или забрал у нее, и устроит соответственно свою жизнь. Она чувствовала приступ фатализма, который давал ей уверенность следовать решению.

В ответ на его слова она обвила его шею руками, закрыла глаза и притянула его к себе. Это был намного более ясный ответ, чем длинные цветистые слова, и Сеит оценил его. Он встал и протянул ей руку. Хорошо понимая значение и последствия этого жеста, она подчинилась и вложила в его руку свою. Это было началом связи без пути назад. Она встала с дивана. Не хотелось говорить и разрушать волшебство момента. Она следовала за ним рука об руку. Кроме потрескивания огня и шуршания ее юбки, в комнате было абсолютно тихо. Она подумала, где могут быть Татьяна и Джелиль. Слуг, которые прислуживали за ужином и зажгли свечи, не было видно. Ее мысли оборвались, когда Сеит поднял ее на руки и понес наверх. Она чувствовала себя невестой, закрыла глаза, наслаждаясь всем происходящим, как в приятном сне, в котором день повторяется снова и снова. Она почувствовала, как ее осторожно положили на мягкую кровать. Хотя она поняла, что с этой кровати она встанет другой, у нее не было желания уйти или убежать. Наоборот, она хотела испытать близость и разделить ее с любимым мужчиной. Несмотря на ее скромность, внутренний голос толкал ее на это приключение, а тело соглашалось. Она слышала, как закрылась дверь. Не вставая, она смотрела на смесь белых и серых красок за окном, на то, как снежинки бились в стекло и собирались на подоконнике, слушала, как ветки елей, дрожащие от ветра, иногда скрежетали о стекло. Справа от кровати, слева от двери, была изразцовая печь. Она поняла, что огонь горел уже некоторое время, потому что поленья обуглились и превратились в светящиеся уголья.