На совещании генерал Модель представил сведения о мерах противника по укреплению противотанковой обороны и заявил, что в сложившихся условиях для преодоления главной оборонительной полосы неприятеля необходимо около недели[332] (в проекте плана на выполнение данной задачи отводилось два дня. – П.Б.).

По свидетельству Манштейна[333], поскольку такое увеличение времени операции позволяло русским заблаговременно перегруппировать свои войска и избежать окружения, Гитлер признал необходимым усилить танковые части прорыва новыми тяжелыми и сверхтяжелыми машинами, а также приблизительно удвоить общее число задействованных в операции танков и САУ. Это требовало отсрочки наступления до 10 июня, поэтому Манштейн и Клюге якобы высказались против, причем Клюге утверждал, что глубина советской обороны не может достигать 20 километров, как это было видно на представленных Моделем данных аэрофотосъемки. Очень важно, что данные Генерального штаба Красной армии свидетельствуют в пользу мнения фельдмаршала Клюге – подготовка оборонительных рубежей на Курском выступе велась нарастающими темпами в мае и июне, так что на эти месяцы пришлась наибольшая доля оборонительных работ: по траншеям и ходам сообщения она достигала 82 %, по дерево-земляным огневым точкам – 70 %, по установке мин – 90 % общего объема (в частности, в апреле в полосе обороны Воронежского фронта было установлено всего 10 643 противотанковые мины и построено 104 километра противотанковых препятствий, а к июлю общее количество установленных мин достигало уже свыше 600 тысяч, а протяженность препятствий – до 500 километров)[334]. К 10 мая в полосе Воронежского и Центрального фронтов был полностью подготовлен только первый оборонительный рубеж глубиной около 5–6 километров, тогда как работы над вторым рубежом, который строился в основном силами местного населения, были еще далеки от завершения.

Таким образом, информация советского Генерального штаба подтверждает предположение американского военного историка С. Ньютона[335], что Модель постепенно пришел к отрицательной оценке вероятности добиться успеха в наступлении на Курск, поэтому стремился избежать его и умышленно преувеличивал оборонительные возможности советской стороны в расчете на отказ главного командования от проведения операции. Впрочем, также вероятно, что Модель, который никогда ранее не организовывал крупных наступательных операций, просто сомневался в своих возможностях и поэтому намеренно преувеличивал силу советской обороны, чтобы, во-первых, получить больше войск. Во-вторых, любые удобные предлоги для откладывания операции «Цитадель» служили Моделю средством дождаться наступления Красной армии, благодаря чему вновь оказаться в привычной ситуации обороняющейся стороны.

Согласно воспоминаниям Манштейна[336], он лично высказался в том смысле, что пополнение немецких войск танками будет намного меньше одновременного поступления танков к противнику, который при этом успеет еще больше укрепить свои позиции. Кроме этого, из-за отсрочки будет упущен момент слабости русских войск, а советское командование, накопив стратегические резервы, может попытаться атаковать на других участках. Также требовалось учитывать катастрофическое положение итальянских и немецких войск в Северной Африке (капитулировали 7–13 мая. – П.Б.), что позволяло предположить скорое согласование наступательных действий русских и англо-американских войск. Против отсрочки высказался также и Ганс Йешоннек. Гудериан предложил сосредоточить все силы танков на одном направлении – северном или южном фасе выступа.