– на первом фронтом рубеже по важным направлениям – к 25 апреля.

В приказе подчёркивалось, что после выполнение этих задач войска должны приступить к усовершенствованию своих боевых позиций. Ставка и Генеральный штаб придавали большое значение не только укреплению всего Курского выступа, но особо акцентировали внимание на плановость и системность этого процесса. Для унификации работ была разработана единая инструкция для войск по возведению полевых рубежей. Именно поэтому градация фортификационных работ и сроки их выполнения были так похожи в документах штабов обоих фронтов под Курском.

Безусловно, теоретически опасность неожиданного удара, и даже прорыва обороны обоих фронтов, в это время существовала. Но в реальности, как докладывала разведка, войска ГА «Центр» и «Юг» после зимних боёв тоже были измотаны, их дивизии заметно поредели, а дороги и мосты, как и у нас, были не проходимы. Поэтому с начала апреля каждая из противоборствующих сторон основные усилия направила на восстановление войск, наведение порядка в местах их сосредоточения и развёртывания.

Было и ещё несколько причин, из-за которых в районе Курской дуги наша оборона до конца апреля оставалась откровенно слабой. Это инертность мышления, неспособность командного состава, прежде всего тактического звена, верно оценить обстановку и использовать собственный боевой опыт. В советской историографии, да и в современной российской эти проблемы авторы обходят стороной. Возможно, на первый взгляд они кажутся слишком мелкими, хотя сами участники тех событий о них откровенно писали ещё в начале 1970-х гг. и оценивали их как существенные. Обратимся к воспоминаниям начальника оперативного отдела штаба 63А Брянского фронта, в ту пору полковника, В.А. Белявского. Вот как он описывал посещение начальником штаба армии генерал-майором Ю.Л. Городинским 41 сд, только вошедшей в состав армии, и состояние её оборонительной полосы: «Ротному явно не хватало подтянутости кадрового командира, чёткого и краткого военного языка при докладе. Но, судя по всему, войну он знал, воевал уже не первый год, и, видимо, неплохо, хотя некоторые вопросы организации обороны понимал недостаточно глубоко и верно.

Ротная траншея оказалась мелкой; и кое-где, проходя по ней, приходилось сгибаться. В одном месте я остановился у станкового пулемета. Тут же солдат-пулеметчик, дернув меня за руку, пригнул к земле:

– Здесь снайперы немецкие балуются, осторожней, – сказал он.

…Обойдя окопы, генерал-майор Ю.Л. Городинский указал командиру роты на слабое развитие траншейной системы.

– Инженерные сооружения хилые, – сказал он. – Глубина огня не обеспечена. Ходов сообщения нет. Как же так?

– Говорят, что, не имея траншейной связи с другими ротами и ходов сообщения в тыл, рота при отражении атак противника никогда не оставит, – ответил генералу командир роты.

– Удивляюсь вам, старший лейтенант. Как вы можете всерьез говорить такие вещи? Займитесь лучше инженерным обеспечением роты, – резко сказал Городинский.

В штабе дивизии генерал-майор Ю.Л. Городинский поставил задачу полковнику А.И. Гурченко немедленно заняться совершенствованием обороны.

– Почему не развиваете и не углубляете траншейную систему? – спросил он у комдива. – Почему у вас во всех полках нет ходов сообщения к ротам переднего края?

– Было мнение, товарищ генерал, что мы недолго здесь задержимся, – пытался объяснить А. И. Гурченко.

– А сидите уже более года; – сердито заметил Ю.Л. Городинский. – Займитесь обороной всерьез. Рассчитайте