– Или сбой гормональный какой-нибудь приключился, – продолжала накидывать версии Света. – Вот и не было изменений в опорно-двигательном аппарате.

– На месте разберемся, товарищи, – отмахнулся Горохов. – Машина внизу. Как говорится, по коням.

Он глянул на наручные часы, затем, будто сверяя время, на стену, где висела угловатая «Молния» с серебристыми стрелками и полированной доской вместо циферблата, и проговорил:

– Десять минут на покурить, на посещение уборной и собрать вещи. Хотя вещи у вас и так должны быть уже собраны.

Насчет вещей Никита Егорович был прав. После событий в Зеленоярске нам частенько приходилось мотаться в разные уголки страны. Иногда экстренно, как и сейчас. Поэтому Горохов велел каждому завести на рабочем месте что-то вроде «тревожного чемоданчика». Только вместо сухпая чемоданчик (а в случае со Светой, это был, скорее, чемоданище – уверен, что там у нее только босоножек три вида припасено) в себя включал нехитрый набор запасной одежды по сезону, белье, мыльно-рыльный комплекс, банку «Завтрака туриста» на всякий пожарный и кулек барбарисок, чтобы в самолете погрызть. Если нам случалось экстренно вылетать, то домой мы больше за вещами не заезжали.

– Никита Егорович! – хлопнул себя по лбу Катков. – Мне кримчемодан брать с собой?

– Глупый вопрос, Алексей, – поморщился следователь, – зачем ты нам там без своих криминалистических приблуд и финтифлюшек нужен? Конечно, бери.

– Просто фотоаппарат у меня дома. Может, заскочим за ним? Тут по пути…

– Какого рожна, Алеша, фотокамера не в чемодане? Или указания начальства можно уже не выполнять?

– У тещи день рождения позавчера приключился, – оправдывался Катков. – Мероприятие важное, сами понимаете, я решил запечатлеть его на служебный фотик. Известно, что лучше «Зенита» ничего у нас пока не придумали. Зеркалка и есть зеркалка. А у меня дома только «ФЭД» пылится. Так себе камера. Да и привык я уже на «Зенит» трупы фотать. Приловчился. Они у меня как живые получаются. И теща хорошо вышла.

Горохов поморщился и вытащил из ящика стола мелкую и неказистую «Смену-8М» в дешевом дерматиновом кофре. Протянул самый массовый фотоаппарат планеты Каткову:

– Держи, Алексей, осваивай.

– Да это не камера вовсе, – раздувал щеки криминалист. – Что за фотоаппарат за пятнадцать рублей? На нем даже значений выдержки нет. Вместо цифр – солнышко, облачко, тучка… Детский сад!

– Ничего привыкнешь, – категорически махнул рукой Горохов. – Собирай манатки и спускайся.

В аэропорту Брянска нас встретили две милицейские «Волги», черного и канареечного цветов. В таком составе кортежа наша делегация смотрелась торжественно и чинно.

– Никита Егорович! – навстречу выскочил толстячок на гномьих ножках.

Улыбчивый и ясный, как летнее солнышко. Лишь строгий костюм цвета торфяного навоза свидетельствовал, что дядя этот вовсе не шалтай-болтай (внешне прямо похож), а из органов.

– Рад с вами познакомиться! – колобок истово тряс руку Горохову, обхватив ее сразу обеими ладонями. – Огурцов Иван Петрович. Следователь по особо важным делам областной прокуратуры. А это, я так понимаю, – пухляш повернулся ко мне и протянул широкую ладонь, – Петров Андрей Григорьевич?

Я кивнул и пожал в ответ руку.

– Наслышан я про вас, Андрей Григорьевич, – продолжал сиять колобок, поблескивая не по годам (на вид ему было лет сорок-сорок пять) белыми зубами.

– И что же вы слышали? – с интересом уставился я на него.

– Что капитаном милиции вы стали уже через четыре года службы. Звание получили будучи лейтенантом, минуя старлея. Награждены орденом Красной Звезды и являетесь лучшим специалистом по розыску серийных убийц. Про историю с Зеленоярским Потрошителем даже повесть вышла.