Луцкая мусолила землистого цвета кусок мыла. Дактокраску без губки хрен ототрешь, а на раковине таковой не оказалось. Путана с остервенением шоркала ладони хозяйственным мылом. После пятого раза пальцы ее уже не были как у папуаса, но все равно напоминали персты бывалого слесаря-моториста.

– Хватит, – я крутанул барашки крана, перекрывая воду.

– Это что? Теперь не отмоется? – вытаращилась на свои руки Алевтина.

– Через месяц само сойдет, – подковырнул я. – Пошли.

Мы зашли в кабинет. Катков уже корпел над следами рук, что изъяли при осмотре гостиничного номера, сличая их со свежеиспеченной дактокартой. Работал, не отходя от кассы.

– Продолжим, – Горохов впился взглядом в Луцкую, – В ваших интересах, Алевтина Петровна, с нами сотрудничать… Мы терпеливые. Не захотите рассказывать сегодня, повторим вопросы завтра и послезавтра. О чем вы разговаривали с Дицони? Где вы его встретили, почему он вам помог пройти внутрь?

– Встретились на крыльце гостиницы, – уклончиво ответила проститутка. – Я попросила его помочь.

– Насколько я знаю, такие как вы вхожи в «Россию» без всяких провожатых. Ведь так? Это легко проверить. Вы просто тянете время, мы все равно узнаем правду.

Я подошел к Каткову, тот пыхтел, склонившись над столом, что приткнулся в углу, и рассматривал в криминалистическую лупу завитушки папиллярных узоров.

– Ну что? – тихо спросил я его, чтобы никто из присутствующих не услышал. – Есть ее пальчики?

Тот со вздохом оторвался от лупы и покачал головой:

– Не её это следы.

– А чьи?

– Там чьи угодно могут быть. Даже недельной давности могли сохраниться, на предметах, которые горничная не протирает.

– Никита Егорович, – с торжествующим видом я распрямился. – Есть совпадение!

Катков с удивлением на меня уставился, раскрыл рот и уже хотел ляпнуть лишнего, но осекся и промолчал, когда я кинул на него хмурый взгляд.

– Пальцы в номере Дицони оставлены гражданкой Луцкой.

– Замечательно, – Горохов отбил короткую барабанную дробь по столешнице и снова впился взглядом в допрашиваемую. – Что вы на это скажете?

– Я не знаю, – растерянно пробормотала та, – это ошибка…

– Криминалистика – наука точная, – торжествовал Горохов. – Ошибки быть не может…

Луцкая съежилась и облизнула пересохшие губы:

– Я не была в номере Артура.

– Вот как? – сощурился следователь. – Однако, называете его по имени, как старого знакомого… Правду говори!

Бум! – Горохов стукнул кулаком по столу.

Луцкая и Катков вздрогнули.

– А зачем нам ее показания, Никита Егорович? – вмешался я. – Доказательств и так достаточно. Пальчики на месте преступления ее. Администратор видела их вместе в холле. Потом видела, как Маргоша пулей выбегает из гостиницы. Куда бы ей бежать? Оформляйте постановление об аресте, думаю, прокурор подпишет санкцию.

– Мне нельзя в камеру, – пробормотала путана, борясь с дрожью в руках. – Я не могу… Я не убивала.

– Говори правду, – я резко подошел к Луцкой и бесцеремонно заголил рукав блузки на правой руке, обнажив синюшные, истыканные иглой вены. – Иначе ты в камере долго на протянешь. У тебя ломка… Без дозы не выживешь. Если скажешь правду, есть шанс выйти под подписку. Или вообще пройдешь как свидетель.

– Я не могу сказать…

– Тогда пойдешь как основная подозреваемая… А так можешь выжить. Взяться за ум. Пролечиться от зависимости, – я уже говорил голосом ровным и спокойным, даже немного доброжелательным. – Тебе решать. Что выбираешь? Мучительную смерть в СИЗО или шанс на жизнь?

– Я скажу, все скажу! – вдруг зарыдала Луцкая. – Но я правда не убивала. Это был человек с горящими глазами.