Результат отсутствия терпения в обсуждениях – гнев, вызванный мы уже и не помним чем. Есть ворчун, который желает, чтоб это было сделано сейчас же, и кого нельзя беспокоить просьбами объяснить почему. И есть ворчунья, которая больше не намерена разъяснять, что ее упорство имеет обоснованное объяснение или, напротив, иррациональное и, возможно, даже связано с простительными изъянами характера.

Обе стороны лишь ждут и надеются, что недоразумения (такие надоедливые для обоих) попросту прекратятся сами собой.

Так уж случается, что в разгар очередного разлада из-за окна и температуры в спальне подруга Кирстен, Ханна, звонит из Польши, где живет со своим супругом, и спрашивает, как «оно» (под чем она имеет в виду брак, уже годовалый) идет. Муж Кирстен надел пальто и шерстяную шапку, чтобы до предела обозначить силу своего возражения против требований жены свежего воздуха, он сидит, съежившись от детской жалости к себе, в углу комнаты, укутавшись еще и в пуховое одеяло. Только что Кирстен назвала его (и не в первый раз) надутой бабой. «Просто отлично, – отвечает подруге Кирстен. Как ни современна открытость в отношениях, все ж стыдно признаться, что ты – несмотря на такое обилие возможностей подумать и попробовать – поддалась порыву и вышла не за того. – Я тут с Рабихом, проводим тихий вечерок дома, зачитываемся». В действительности ни в сознании Рабиха, ни у Кирстен нет полной ясности того, как обстоят между ними дела в данное время. Их жизнь состоит из постоянной смены настроений. За одни только выходные они могут смениться от фобии до обожания, от желания до скуки, от безразличия до экстаза, от раздражения до нежности. Остановить этот круговорот в какой-то момент, чтобы поделиться с третьей стороной, – это риск сдаться и потом всю жизнь прибегать к таким признаниям сгоряча, которые чаще всего лишь минутная импульсивная реакция. Но в нужных ушах удрученные воспоминания всегда преобладают над счастливыми. До тех пор пока Кирстен с Рабихом уверены, что свидетелей их противоборств не существует, они свободны от обязанности решать, насколько хорошо или насколько плохо идут меж ними дела.

Нормальные сложные отношения остаются темой, которой странным образом и напрасно пренебрегают. Крайности – вот что раз за разом оказывается в свете софитов: всецело счастливые браки или убийственные катастрофы, – а потому трудно понять, что нам делать с такими явлениями, как гнев, полуночные угрозы развода, угрюмое молчание, захлопнутые двери и ежедневные случаи безрассудства и жестокости (и насколько одиноко мы должны их ощущать).

В идеале искусство должно давать ответы, которые не дают люди. Возможно, это даже одна из основных задач литературы: рассказывать нам о том, о чем чопорное общество молчит. Насущными следует считать те книги, которые удивляют – как это автор смог так много узнать о нашей жизни.

Однако слишком часто реалистичный взгляд на прочные отношения сдается под молчанием, общественным или художественным. Тогда мы воображаем, что все обстоит куда хуже для нас, нежели для других пар. Мы не только несчастны, мы еще и неверно понимаем, насколько причудливо и редко может быть выражено наше несчастье. Кончается тем, что мы верим, будто наши препирательства скорее указывают на сделанную нами какую-то странную и основательную ошибку, нежели свидетельствуют, что наш брак в основном протекает в полном соответствии с планом.

Непрестанная горечь умаляется двумя надежными целительными средствами. Первое – это плохая память. Трудно к четырем часам дня четверга помнить, чем в точности был вызван гнев в такси накануне. Рабих знает, что это как-то связано со слегка высокомерным тоном Кирстен в сочетании с тем легкомыслием и неблагодарностью, с какими она ответила на его замечание о раннем уходе с работы безо всяких основательных причин, однако контуры прегрешения успели утратить четкость, размылись благодаря лучам солнца, пробивающимся сквозь шторы в шесть часов утра, бормотанию радио про лыжные курорты, полному почтовому ящику, шуткам за ланчем, приготовлениями к конференции и назначенной на два часа встречей по поводу дизайна сайта, которые в совокупности залатали все прорехи между ними так же, как то сделали бы зрелые, прямые обсуждения. Второе целительное средство более абстрактно: трудно очень долго пребывать в гневе, учитывая, как велика, оказывается, вселенная. Через несколько часов после перепалки в ИКЕА, где-то около полудня, Рабих с Кирстен отправляются в давно задуманный поход по холмам Ламмермур