– Решила поиграть в детектива-любителя? – усмехнулся Эдуард. – Доля правды в твоих догадках есть, но только доля. Угроза заключается в неприятном разговоре, свидетелями которого наши дети стать не должны. Вот и вся опасность!

– Не мог бы ты хотя бы тогда сам звонить и предупреждать, когда задерживаешься? – сдалась Люба.

– Это возможно, – кивнул Эдик. – Что-то еще?

– Пока все. И да: шляпу, которую Ксюша вчера себе забрала, можешь носить – она себе уже бейсболку взамен купила.

– Ясно. Можешь быть свободна, то есть заниматься своими делами.

Люба, хмыкнув, поблагодарила хозяина за лояльность и отправилась восвояси, то есть готовить завтрак. На этот раз она решила порадовать домочадцев дроченой – русской яичницей с хлебом. Но сделала она это кушанье по особому рецепту, авторскому, добавив в него жареные шампиньоны и зеленый лук. Оставив готовый омлет в теплой духовке, пошла поднимать детей.

– Фу, опять яйца, – простонала Ксюша, с презрением глядя на дрочену.

– Это не яйца, а дрочена, – поправил Гаврик. – Попробуй, она вкусная.

– Ну и название, – сморщила носик Ксюша.

– Хочешь, сделаю бутерброд с колбасой и сыром? – предложила Люба.

– Есть захочет – сама сделает, – остановил ее муж. И, попробовав омлет, констатировал: – Не вкусно, а объеденье!

– Ладно, попробую, – притянула к себе дрочену Ксюша. В итоге съела все и заметила: – Чем-то на жюльен похоже.

– А жюльен как раз и произошел от французского блюда кокот, которое тоже делается из яиц и является родственником нашей дрочены! Поэтому и емкость для приготовления жюльена называется кокотницей! – радостно поделилась познаниями Люба и тут же прикусила язык. Вот зачем ей было надо показывать свою эрудицию? Чем меньше знаешь, тем лучше к тебе относятся. Дурачкам все сочувствуют, а зазнайкам не доверяют. Впредь она постарается вести себя скромнее.

После завтрака наконец-то пошли на пляж. Выбрали песчаный. Дорогой купили коврики, надувного дельфина для Гаврика и матрас для всех остальных. Впрочем, матрас Ксюша захватила почти в единоличное владение: и плавала на нем, и загорала. Было здорово. Единственная проблема – песок: любое дуновение ветра – и песчинки летели в глаза, рот, лязгали на зубах. В следующий раз решили выбрать гальку.

Перед обедом пришлось возвращаться домой, принимать душ, чтобы смыть песок, который казался невероятно пронырливым, вездесущим. Вода не только смыла все лишнее, но и взбодрила. На обед все шли посвежевшими.

Люба надела свое белое платье – то самое, сшитое своими руками. Эдик удивился его сходству с тем, что купил ей в ЦУМе. Это было чуть более длинным и без банта, но тоже очаровательным, и Любе оно шло. А вот красные серьги женщину портили. По цвету они подходили идеально, но вот по форме. Эдик уж было хотел сказать Любе, что не стоит носить это украшение, но передумал: женщины терпеть не могут, когда критикуют их вкус и умение одеваться. А вот Ксюша щадить Любу не стала:

– Стремные сережки! – сказала она. – Бе-е!

– Мои любимые, – ответила Люба таким тоном, как будто услышала комплемент. – Я сама их сделала.

– Сама ты бе-е! – заступился за мать Гаврик.

– О вкусах не спорят! – напомнил Эдик и поторопил семейство: – Идем скорее, а то все вкусное съедят.

Все дружно засмеялись и покинули коттедж.

После обеда отправились на причал – в планах была водная прогулка с выходом в открытое море.

Кто-то на теплоходе сказал, что увидеть дельфина – к счастью, можно загадывать желание. Все сгрудились у кормы.

– Я его видел, видел! – вдруг закричал Гаврик. – Он выпрыгнул из воды и снова спрятался в волне.