Медвежонок, курточка с динозаврами, шапка которую мальчик нацепил на себя в форме мультяшного миньона, приведшая его в неописуемый восторг и флисовые штанишки делают мою карту не похудевшей, а выжатой до основания. По фигу, зато ребенок теперь даже улыбается и больше не похож на Омена. И ему тепло, а это самое главное.

– Ты молодец и герой, – шепчу я. – Медведя как назовешь?

Снова тишина. Игрушку он прижимает к груди, будто старается за ней спрятаться от этого мира. Идет послушно за мной, вцепившись ручонкой в мою ладонь. Господи, а если бы кто-то другой его подобрал? Люди то разные. Сердце сжимает ледяная рука ужаса. И пока мы идем до полицейского участка, я гоню от себя мысли о том, что сейчас у меня мальчика заберут и я даже не буду знать, что с ним будет дальше.

– А что с ним будет? – смотрит на меня равнодушно молодой лейтенант, или кто он там, я не разбираюсь в званиях. – Отправим в приемник распределитель и начнем искать родню. В сводках нет ничего о пропаже ребенка, так что, скорее всего мальчик просто сбежал.

– У него на пиджачке. Вон там. На кармане написано название школы, – я нервничаю, и поэтому говорю слишком громко, что совсем не нравится сотруднику доблестных органов правопорядка. А меня страшно бесит его равнодушие, прямо аж скулы сводит. Зато мальчик сидит спокойно на дурацкой деревянной скамейке возле стены выкрашенной зеленой краской и смотрит на игрушечного медведя, и даже улыбается, а может общается с Топтыгиным ментально. Я не смогу его оставить тут одного. Ну какой приемник распределитель? Он и без того напуган.

– Спокойно, дамочка, разберемся. На то мы тут и посажены. И про курточку разведаем, и про то, почему пацан один по улицам шляется. И, кстати, вы его в этой одежде нашли? Игрушка у него была?

– Нет, я купила, – шепчу я. Черт, что я натворила? Может в сводках описана одежда пропавшего ребенка, а я…

– Мать Тереза? – кривится в ухмылке полицейский. – Денег девать некуда?

– Мальчик замерз. Я не… Послушайте, а почему вы со мной в таком тоне разговариваете? – я завожусь. Это плохо. Это очень-очень плохо. Потому что я сейчас слечу с катушек, и тогда снова влипну в историю. Хотя, уже влипла, как муха в варенье.

– Ладно не надо кипятиться. Просто я не верю в альтруизм. – морщится лейтенант. Да нет, точно, одна звездочка на погонах маленькая.

– Мне вас очень жаль в таком случае. Доброта мир спасет.

– Подписывай протокол и свободна. Вызовем повесткой если будешь нужна. Там внизу пиши «С моих слов записано верно, и мною прочитано».

– А мальчик?

– С ним будут работать наши педагоги из детской комнаты. Опросят, и потом по инструкции – приемник, детская больница. А потом…

– Нет. Я его не оставлю, – выдыхаю я. Ребенок словно воробышек встрепенулся, смотрит на меня расширившимися от ужаса глазенками. Понял, что я могу уйти сейчас. Черт, черт, черт, ну за что? Почему именно я. – Не уйду без него. Слышите?

– Девушка, покиньте кабинет, пока я не вызвал охрану. Вы свой долг гражданский исполнили, поступили по закону. До свидания.

Мальчик вдруг соскакивает с лавки, бежит ко мне, вжимается в ногу и я слышу…

– Мама, не уходи. Мама…

Мне кажется что неведомая сила поднимает меня в воздух, переворачивает вверх ногами и со всей силы бьет дурной башкой об дешевый линолеумный пол. И дышать нечем, а грудь распирает от яростной боли.

– Мамочка, – шепчет малыш, раздирая всю мою уверенность в том, что я поступлю правильно, в клочья. Прижимаю к себе крошечное тело, уже точно зная, что сейчас я наживу себе кучу неприятностей на мою толстую по мнению мамы задницу. Авокадо мне теперь будет только сниться, потому что в обезьяннике не подают таких изысков.