- Ты же сам её так называл всю ночь. Даже сказал, что когда поймаешь, обязательно закатаешь в янтарь на всю оставшуюся память. Звучало, как полный бред, да и ты тогда мало походил на трезвого.

Теперь-то мне уж точно требовался контрастный душ и как минимум три чашки крепкого кофе. Нажираться до такой степени, чтобы не помнить, как минимум половину из всех своих подвигов – не самый лучший признак неизбежного алкоголизма.

- Ты ещё не допила? – в присутствии кого-то ещё в одной из комнат моей квартиры мне вдруг остро начинало не хватать окружающего пространства и того же воздуха.

- А душ, Ки-ир! Ну, пожалуйста!

- А потом Лерка его захочет принять...

- А мы вместе, по-быстрому. Можешь и ты к нам присоединиться за компанию.

- Нет уж, увольте. Десять минут на всё про всё, и чтобы я вас здесь больше сегодня не видел и не слышал.

- Точно тебя та Стрекоза покусала.

- Двигай уже попой и не тяни понапрасну время.

Стрекоза? Что за чушь? С чего мне так её называть? Я явно этой ночью переборщил с алкоголем и, судя по всему, не только с ним.

Я снова протянул руку к телефону и болезненно морщась от раздражающих звуков из соседнего помещения, принялся копаться в памяти многофункционального гаджета в поисках нужного номера. Хотя должен был по идее помнить его наизусть. Пошедшие после набора свободные гудки, казалось, немного затянулись, но до перезвона дело не дошло.

- Кирилл? – раздался удивлённый голос матери.

Я бы тоже сильно удивился, если бы мне, скажем, именно сейчас вдруг позвонил собственный отец. Обычно мать названивала нам обоим, когда испытывала в этом личную потребность и это случалось куда чаще, чем ответную потребность звонить ей испытывали мы.

- Привет, мам. Надеюсь, ни от чего важного тебя там не отрываю? – мой взгляд рассеянно скользнул по глянцевой поверхности стола. Вначале задержался на отражении собственного слегка отёкшего лица, а потом “просочившись” и через него, сквозь зелёное стекло столешницы, остановился на нетерпеливо постукивающих о пол голых ногах. Знала бы родная мама, в каком виде я ей сейчас названиваю.

- Да нет, всё нормально. Что-то случилось, Кирюша?

Я чуть не крякнул. Ну сколько можно меня так называть? В пятьдесят тоже буду для неё неизменным Кирюшей?

- Ага, как обычно. Ты, случайно не знаешь, где сейчас отец?

- А позвонить ему самому и спросить его об этом лично?

- Проще дозвониться до Папы Римского, чем до него. – почти неосознанно, на каком-то необъяснимом рефлексе, я принялся елозить пальцем по столешнице, в попытке оттереть едва заметные пятна то ли от высохшей воды, то ли от жира. Что-то их оказалось неожиданно много. Я даже начал оглядываться по всем направлениям окружающей комнаты, присматриваясь к маркой поверхности кухонной мебели.

- Ты же знаешь, насколько это нереально.

- Насколько мне известно, он сейчас в Сочи. Вернётся только завтра.

- Во сколько и куда?

- Думаю, он и сам не сможет сейчас дать на твой вопрос чёткого ответа. У него же вечно семь пятниц на неделе. Каждая минута вроде расписана, но уже через другую меняется в диаметрально противоположную сторону.

- Даже на выходных не может определиться с чётким расписанием рабочего графика. Зато меня постоянно выдёргивает, когда я всё чётко распланирую и предупрежу всех и каждого, чтобы никто меня в это время не доставал.

- Не забывай, он твой отец и ему виднее, когда к тебе обращаться и что от тебя требовать.

Ну, конечно, кого ей ещё защищать, как не всезнающего и всемогущего Стрельникова-старшего. Младшенького мы будем ласково называть Кирюшей и при встрече поправлять ему причёску, выискивая на его одежде мятые складки с мнимыми пылинками.