– Надеюсь, в роддом ты их с собой не возьмешь?

– Я же сказала, что рожать буду в воду! Ребенок должен сразу попасть в естественную среду, чтобы стресса у него не было, – немного раздраженно пояснила девушка, разглядывая свои роликовые коньки, словно видела их впервые в жизни. – Ладно, мерси, что проводили. Я пойду? – Девица пытливо посмотрела в глаза Терехину, словно спрашивая у него поддержки.

– Иди, родная, иди! – разрешил Ванька и широко улыбнулся, вполне искренне. Освобождение от готки было так близко, что та перестала его бесить. Он даже поймал себя на мысли, что привык к ее «неотразимости».

– Аривидерче и счастливого разрешения от бремени! – подал голос с земли Сеня и заржал во всю пасть.

Готка на остроту не отреагировала, а все еще таращилась на Ваньку и уходить не торопилась.

– Здесь рожать собралась? – не выдержал Терехин. – Езжай уже, детка. Не испытывай судьбу.

– А уже все! – Готка погладила себя ладошками по пузу.

– Родила? Или все рассосалось? – заржал в очередной раз Лукин.

– Ложная тревога, – пожала плечами девушка. – Схватки не настоящие. Наверное, я слив объелась. Когда сливы ем, то…

– Милая, избавь нас, пожалуйста, от физиологических подробностей! – взмолился Ванька. – И иди уже! Иди!

Девушка сделала пару шагов и обернулась.

– Может, вас куда-нибудь подбросить? Так сказать, в качестве компенсации за моральный ущерб.

Ванька уже открыл рот, чтобы послать готку куда подальше в более понятных выражениях, но услышал за спиной шуршание кустов и радостный вопль: «Да!»

– О, Наш Мальчик нарисовался! – гоготнул Лукин и замер, глядя на товарища с изумлением.

Видок у Хлебникова был, мягко говоря, странный. Одежда грязная и мокрая, на лбу внушительная шишка, щеку украшают свежие царапины.

– Ты где шлялся, чудовище? – ошарашенно спросил Семен. – Что вообще с тобой такое?

– В ключ упал, – криво улыбнулся Хлебников.

– Угу, упал в ключ и шибко стукнулся головой о замок, – тяжко вздохнул Сеня. – В какой, на хрен, ключ ты упал?

– В родниковый, даун! – не остался в долгу Хлебников. – Под памятником. Там, где Герцен и Огарев клялись друг другу в вечной дружбе. Попить хотел.

– Они что, геями были? – заинтересовалась готка.

– Почему? – в один голос удивились друзья.

– Нормальные мужики разве будут клясться друг другу в дружбе ночью в лесу?

– Так… – Запас интеллигентности на сегодня исчерпался у Ваньки до дна, он набрал в легкие воздуха и в очередной раз собрался послать девицу лесом в ночь. Но та миролюбиво похлопала его по хребтине:

– Какие-то вы дебилы, правда. Ну совершенно шуток не понимаете. С чувством юмора у вас полный трендец! Нельзя так жить, ребята. Ладно, проехали и поехали. Кто со мной? Быстрее соображайте! Некогда мне! – рассердилась готка.

Предложение было заманчивым: денег на такси нет, до метро далеко, на автобусе от Воробьевых гор до Филей не доедешь. Но Ванька вдруг впал в ступор.

Пашка отреагировал первым – стряхнул со штанов прилипший одуванчик, оправил рубашку и встал по стойке «смирно».

– Лично вы как хотите, а я воспользуюсь любезным приглашением девушки. Меня в таком виде в общественный транспорт не пустят, а первый встречный мент в обезьянник упечет. Предки мой внешний вид тоже вряд ли одобрят, – жалостливо глядя на Ваньку, намекнул Хлебников. Ванька сделал вид, что намека не понял. – Николай Васильевич, может, к тебе? – тогда в лоб спросил Хлебников и сотворил на лице печаль. – Предки достанут до печенок вопросами и потом нотациями. Ты же знаешь, какие они у меня.

– Ладно, – сдался Терехин, скривив физиономию. – Все равно ведь собирались продолжить банкет.