Странно, но и к двери алтыновского склепа ходячие покойники возвращаться не пожелали. Своей вихляющей походкой они побрели куда-то мимо его серокаменных стен. И сын купца Алтынова ощутил при виде этого не только облегчение, но и крохотную толику разочарования. Какая-то его часть хотела снова схлестнуться с зубастыми тварями. И более страха не испытывала – ни перед ними, ни тем паче перед всякими брехливыми шавками, которых он боялся столько лет!

Даже выбитый при падении с лестницы зуб – из-за которого Иванушку наградили обидным прозвищем Щербатый – больше уже не казался ему постыдной чертой. Он подумал: это была важная памятная отметина. С самого начала. Только он не уразумел сразу, что эта выбоина должна была напоминать ему, какие поступки он в самом деле способен совершать.

Иванушка ощущал, что в нём происходит удивительная перемена – прямо сейчас. Он понятия не имел, сколько времени она продлится и куда его заведёт. Но впервые в жизни купеческий сын вспоминал о том происшествии из своего детства – когда он отбил у бездомных собак Эрика – не с ужасом и содроганием. Он думал о нём как о самом волнующем опыте за все годы своей жизни. И превзойти его мог только опыт нынешнего дня, который клонился к закату, но ещё отнюдь не завершился.

– Я должен спасти батюшку, – прошептал Иван. – Идём, Эрик!

Кривоватый чугунный прут удобно лёг ему на плечо, и, придерживая его правой рукой, купеческий сын быстро пошёл к входу в склеп. Мертвяки там более не топтались. И неимоверно красиво переливался в лучах заходящего солнца круглый венецианский витраж – прямо над покривившейся дверью.

Под ногами Иванушки захрустел гравий, которым была присыпана ведшая к склепу дорожка. И совсем не так захрустел, как давеча под ногами восставших покойников – текуче и неопределённо. Нет, теперь то были звуки человеческих шагов – твёрдых и вполне осмысленных. Купеческий сын подумал: уже одно это должно подбодрить его отца.

– Батюшка, я иду! – крикнул Иван Алтынов.

И он толкнул дверь каменного строения. Толкнул основательно – со всей молодецкой силушки. Однако такого результата он всё-таки не ожидал.

Дверь не открылась – упала за порог, слетев с петель. И первым, что Иванушка увидел, заглянув внутрь, было гробовое ложе – оно лежало, упёршись верхней частью в дверную боковину. Купеческий сын ощутил, как возле его ног что-то повернулось и заворочалось. Так что, похолодев, он вскинул чугунную пику раньше, чем посмотрел вниз. Но, по счастью, нанести остриём удар не успел: увидел, что это был Эрик. Котофей выгнул дугой спину и вздыбил шерсть, однако не издал ни звука. Словно бы боялся спугнуть добычу.

Купеческий сын шагнул через порог, держа двумя руками, наперевес, тяжеленный прут из кладбищенской ограды. Да так и застыл на месте, отказываясь верить собственным глазам. И это после всего, чего он навидался сегодня!

Такого разгрома в священном для его семьи месте Иванушка даже и вообразить себе не мог. Казалось, какой-то злобный великан прошёлся здесь, круша всё кувалдой: куски гранита валялись там и сям, а под саркофаг Иванушкиного деда будто подложили свою бомбу народовольцы. Однако сильнее всего купеческого сына поразили две вещи.

Во-первых, в фамильном склепе Алтыновых находились теперь как минимум трое посторонних покойников. Как минимум – поскольку точно посчитать Иванушка сумел только тех, кто был целым. Не являл собою разрозненных частей тел. Первыми двумя оказались мужик и баба, сцепившиеся на полу – у обоих в черепах зияли проломы, и оба лежали недвижно. А третьим был мальчик лет восьми – и у него из виска торчала рукоять карманного ножа, который Иванушка мгновенно опознал: то была вещь его отца. Мальчонка тоже не делал никаких поползновений подняться – идея