Но поначалу Зину ничуть не тревожило, что дома её никто не хватится до самой полуночи. До тех пор не тревожило, пока она не увидела, зайдя за угол храма, разгруженную телегу купца Алтынова, подле которой лежала на земле издыхающая лошадь, издававшая словно бы жалобные всхлипывания. В то время как над распоротым лошадиным брюхом скорчилось с десяток странных людей – так решила тогда Зина.

Девушке сразу вспомнились все страшные рассказы папеньки о еретических сектах, последователи которых проводят гнусные богохульные обряды во славу собственной трактовки христианского учения. И почему бы одним из таких обрядов не могло стать пожирание заживо невинного животного на освящённой кладбищенской земле?

Зина на цыпочках, боясь дышать, отступила обратно за угол храма. Затаилась, вжавшись в белёную церковную стену. Но всё же осторожненько, одним глазком, из-за угла выглядывала – любопытство брало верх. Потому-то она и увидала, как со стороны самой древней части кладбища, где имелись ещё старообрядческие захоронения, к месту расправы над лошадью подтягиваются другие сектанты. И теперь она хорошо их разглядела. А разглядев, даже зажала себе ладошкой рот, чтобы не завопить от ужаса.

К храму шаткой походкой ковыляли – не сгибая коленей, не двигая руками – натуральные скелеты в лохмотьях. Ничей глаз уже не перепутал бы их с живыми людьми. Если на их костях ещё и оставалось подобие плоти, то они изрядно ободрали его – явно тогда, когда неведомым способом вылезали из своих гробов. И теперь чуть ли не при каждом шаге они роняли наземь частицы кожного покрова, мелкие косточки, клочки волос.

Но хуже всего оказалось даже и не это. Умирашки – теперь-то Зина уразумела, что это были именно они! – как будто бы втягивали в себя воздух теми пустыми провалами, которые остались от их носов. И ведь не могли же они и вправду его втягивать, если давным-давно не дышали! Но вот поди ж ты: они явно это делали, поскольку те из них, что шли в первых рядах новых мертвецов, Зину унюхали. Старым-то умирашкам, как видно, всё перебивал запах лошадиных кишок, зато новенькие тут же сделали разворот и пошагали в сторону девушки.

Спасло девушку только то, что двигались они совсем уж медлительно. Так что Зина успела броситься бежать и добралась до двери колокольни прежде, чем восставшие из могил покойники преодолели треть расстояния, отделявшего их от неё.

Но вот с выбором убежища Зина допустила громадную ошибку. В тот момент она ещё сумела бы через калитку ускользнуть с погоста – возле чугунной ограды умирашки тогда не топтались. Или ей следовало бы добежать до дверей храма, прочных, кованных железом. За ними она могла укрываться хоть до завтрашнего утра, пока её не отыскал бы кто-нибудь – папенька или пришедшие на службу прихожане. Да и ключ от храма у неё имелся – висел на шее на медной цепочке. Ведь изготовленные свечи она должна была занести в церковь.

Но увиденное слишком уж потрясло Зину. И смекалка ей отказала. Девушка метнулась к низенькой деревянной дверке колокольни просто потому, что до неё было ближе всего. Дверь эта снаружи ничем не запиралась, но изнутри к ней приделали какой-никакой засов, чтобы никто не мешал трудиться звонарям. И Зина решила: вот оно – её спасение.

Однако даже и не за эту ошибку Зина себя прокляла, когда увидела, как сонмище мертвецов окружило упавшего Ивана Алтынова. Самым худшим из того, что она сделала, показалось ей теперь размахивание руками на колокольне. Да, намерения она имела самые благие – хотела не только призвать помощь для себя, но и предупредить остальных. Дать им знак, что на Духовском погосте происходит нечто ужасное. Да вот только вся Губернская улица будто вымерла. И единственным, кто её призывы заметил, оказался Ванечка, которого она, Зинаида Тихомирова, своей глупостью погубила.