- Нет, больше ничего.

- Тогда пройдемте в дом, я стол накрою. Перекусите до баньки, а там и она готова уже будет. – Хотя мы и ели недавно, но отказываться от лишнего угощения не стали, и пошли за мужичком в дом.

Он открыл сени, и поманил нас внутрь. Я пропустила Сашу вперед, а сама пошла последней, чтобы рассмотреть сени (когда еще доведется побыть в настоящей русской избе). Внутри все было деревянным, на одной из стен висел серп, в углу стояла коса. Внизу в углу стояла большая деревянная ступа с пестом. Чуть поодаль лопата, рубель, прялка и деревянные сани.

«Я случаем не в музее?»

Я улыбнулась этой мысли и вошла в другую часть дома – кухню. Она была довольно большой и занимала полдома. Остальную часть дома занимала спальня. Вход в нее был завешан шторами.

- Присаживайтесь, гости дорогие. Сейчас я накрою на стол.

Мужичок пошел к печи и, взяв ухват, стоявший рядом с ней, достал с его помощью из печи чугунок. Его он поставил на стол и вернул ухват на место. Я принюхалась в надежде понять, что там в чугунке, но никакого запаха не было. Я нахмурилась, так как еще ни разу не встречала ни одного блюда без запаха.

«Странно это».

Мужичок тем временем поставил на стол две деревянные тарелки, которые достал из большого шкафа, а рядом с ними положил две большие деревянные ложки. Третьей же ложкой он стал накладывать нам, судя по серому цвету, кашу.

– Угощайтесь. Моя Марфа знатная хозяюшка.

Пододвинул к нам поближе тарелки и стал ждать, когда мы начнем есть. Саша принялся есть сразу. Ел он, кажется, даже не прожевывая толком.

«Неужели так вкусно?»

Я взяла ложку и зачерпнула кашу. Перед тем, как поднести ее ко рту, попыталась рассмотреть ее состав. Была незнакомая мне крупа, отдаленно похожая на овсянку и пшеницу. Не молотая, а просто обмолоченная. Я воздержалась от комментариев и решила попробовать это. Может на вкус оно намного лучше, чем на вид. Саша же есть, значит, не так плохо. Я открыла рот и как только каша оказалась у меня на языке, я едва сдержалась, чтобы ее не выплюнуть. Это была самая настоящая гадость. Притом недоваренная, несоленая и если ее попробовать пожевать, то она начинала противно хрустеть.

- Вкусно? – Я криво улыбнулась и коротко кивнула, так и не сумев это проглотить.– Ну, вы ешьте, ешьте, а я пока пойду, проверю баньку.

Мужичок убрал чугунок обратно в печь и оставил нас с Сашей одних.

- Ну, славу Богу, наконец-то ушел. – Я выплюнула так называемую кашу обратно в тарелку и стала тереть ладонью язык, пытаясь избавиться от ужасного привкуса. – Саша немедленно прекрати есть. Это же гадость. – Увидев, что Саша все еще продолжает глотать, я его схватила за руку, прекратив тереть язык. Так как это было бесполезно. Вкус становился еще хуже.

- Гадость? Не знаю. – Саша набрал полную ложку каши и попытался ее съесть. Это уже было слишком. Ладно, я понимаю, он не хотел бы обидеть хозяина дома, но сейчас-то того не было рядом. Я встала и забрала у него из руки ложку.

- Ты что не понимаешь отличий между хорошей едой и плохой? Такое, обычно, не едет.

- А что еда бывает плохой?

- Конечно, бывает, ты что, этого не знаешь?

- Нет. Мы едим все, что готовим.

- Даже такое? – Я указала на кашу.

- А что с этим не так?

- Ты… - Он всерьез не понимал, почему такое нельзя есть. Я поставила локти на стол, и положил голову на ладони, внимательно посмотрела на мальчика, думая над тем, как бы ему все объяснить, да так чтобы он меня понял. В этом мире у людей, похоже, совершенно другие предпочтения в еде. Да такие, что хочется схватиться за желудок.