– Почему?

– Им нечем будет питаться.

Фортуна села на мои колени, развернулась всей грудью и закрыла глаза. С балкона ее груди мне отрывался прекрасный вид. Губы едва разомкнулись сгоравшей пламенем розой. Я проглотил цветок.

– У меня блин сгорит, – шепнула она.

– Да и черт с ним, – приготовился я к ее порыву, но она и не думала уходить.

И в ответ проглотила фиалку моего рта. Казалось, что перемешались не только слюни, но и зубы, и языки. Все стало общим.

Запах подгоревшего хлеба приятно ласкал нюх. Румяный диск теста быстро чернел по краям и скукоживался. Было похоже на затмение солнца. Скоро дым начал резать глаза. Но мы продолжали.

– Папа, что-то горит? – Сын выскочил из своей виртуальной норы.

– Мама блины готовит, – крикнул я ему сквозь кумар.

– Аа, я думал – пожар. Позовете, когда будет готово, – удовлетворенный, закрыл он за собой дверь кухни.

– Ты видела, как его надо выкуривать из Интернета? – встал я как по команде вместе с Фортуной.

– Любовью, – принялась Фортуна за сковороду, отскребывая почерневшее тесто.

– Открой окно, – сказала она мне спокойно.

– Хочешь выйти? – начал я открывать его, глядя сквозь стекло во двор. В поле моего зрения забралась муха, она пробежалась по нему и замерла. Глядя туда же, во двор, стала потирать ладошки.

Конец ознакомительного фрагмента.