– Я поговорю с ней, – пообещал он, не в силах скрыть раздражения от ее голоса, который все больше действовал ему на нервы. Неужели она всегда так скулила?.. – Я поговорю с ней, но не раньше, чем после праздника. Ты знаешь, какая у меня беспокойная мама. Не хочу портить ей вечер.

– Хорошо, но ты точно поговоришь с Элизабет завтра? Обещаешь?

Тильда выпятила грудь и поджала губы. Только что из душа, она стояла перед Рикардом голая, если не считать обернутого вокруг головы белого полотенца. Рикард почувствовал свою реакцию – полный восторг. Он мог не принимать Тильду умом, но тело реагировало на одно только ее присутствие.

– Обещаю, дорогая.

Он повалил ее на кровать, которую они только что оставили. Тильда хихикала и визжала.

– Иди сюда, детка, – застонала она. – Просто иди сюда…

Рикард зарылся лицом между ее огромными грудями, как будто спрятался от остального мира.

* * *

Элизабет Бауэр вынула из футляра красные серьги. Они достались ей от бабушки и идеально подходили к платью, которое она приготовила на вечер. Еще одно платье – черное и более легкое, для танцев, висело рядом. «Ив Сен-Лоран» и «Оскар де ла Рента». Куплены прошлой весной, когда они с Хеннингом пару недель прожили в парижской квартире. Если хотите сделать покупку на особый случай – например, празднование золотой свадьбы, – лучшего места, чем Париж, не придумать.

Элизабет бережно уложила серьги в темно-синюю обитую бархатом коробочку и вздрогнула, когда в окно спальни ударил очередной каскад брызг. Здесь, в одноэтажном доме на Шелерё, не было ни одного окна, которое не омывали бы волны. Из всех их «резиденций» эта самая скромная. Стокгольмская и парижская квартиры, не говоря о доме в Тоскане, обставлены куда более роскошно. Но Элизабет больше нравится здесь, на Шелерё, где она едва ли не с рождения проводила каждое лето.

Название острова не имело ничего общего с «душой»[1] и восходило к древнему бохусленскому слову, обозначавшему «синие мидии», которые и в самом деле были здесь повсюду. Целые горы красивых голубых ракушек. Чайки сбрасывали их с высоты, чтобы разбить о розовый гранит и добраться до съедобного содержимого. Так бесплодные скалы оживились голубоватыми вкраплениями.

Дедушка Элизабет купил этот остров, и теперь он принадлежал ей. Крохотный пятачок скалистой суши за Фьельбакой, он производил на Элизабет почти магическое действие. Стоило выбраться сюда, как все заботы развеивались. Здесь, на Шелерё, Элизабет чувствовала себя как в неприступной крепости, где никто не мог до нее добраться. Много лет они жили даже без телефона – только рация. Но теперь пользовались всеми благами цивилизации – телефоном, электричеством, вай-фаем и огромным количеством телевизионных каналов для детей.

Детские программы – слабость Луизы и Петера. Дети часами могли следить за приключениями мультяшных фигурок на экране – нет чтобы почитать хорошую книгу. Элизабет пыталась наставить их на путь истинный, но в целом была очень осторожна в том, что касалось воспитательной работы. Особенно после того, что случилось с Сесилией.

Она стряхнула неприятные воспоминания и бережно уложила оба платья в пакеты. Конечно, можно было попросить об этом Нэнси, но Элизабет так нравилось прикасаться к нежной, дорогой ткани… Нигде больше не шьют таких платьев, как в «Оскаре».

– Хеннинг? – позвала Элизабет, не рассчитывая услышать в ответ ничего, кроме невнятного бормотания.

И улыбнулась, когда ожидания подтвердились.

– Ммммм… – раздалось из-за закрытой двери.

– Я думаю взять смокинг с Сэвил-роу