– В моем случае виноват, конечно, Уле, – сказала Эрика. – Он явно поставил себе задачей завалить меня под стол. Как мы вообще добрались до дома? Неужели шли пешком?

Патрик напряг память, но та молчала. Так или иначе, они дома – и даже добрались до постели.

– Когда мы должны забрать детей? – спросил он, прочистив горло.

– Мы договорились на одиннадцать, но, думаю, придется просить Анну и Дана об отсрочке еще на несколько часов.

Эрика натянула одеяло выше подбородка, причмокнула и поискала бутылку с водой, которую всегда держала на прикроватной тумбочке. Осушив половину, передала бутылку Патрику, который с благодарностью ее принял.

– Похоже, я слишком стар для такого… – Он вздохнул и попытался разобраться с собственной головой: осталась ли в ней хоть какая-то здоровая часть?

– Так или иначе, ты должен признать, что вечер удался, – отозвалась Эрика. – Может, и не настолько, чтобы окупить твои страдания, но все-таки…

– Согласен, но прежде всего за счет моего присутствия за столом и речи младшего сына в стиле Нурена[9].

– Ты упомянул Нурена? Неужели все эти годы я жила с подпольным интеллектуалом?

Эрика улыбалась. Светло-русые волосы обрамляли ее лицо, и Патрик про себя отметил, что его жена чертовски привлекательна даже в таком состоянии.

– Я всегда был интеллектуалом, – ответил он, умудрившись, опираясь на локти, приподнять верхнюю честь тела. – Другое дело, что коммерческие писатели не в состоянии оценить тонкости моего юмора.

В голову ему полетела подушка, и все вокруг заходило ходуном. Оправившись, Патрик принялся щекотать Эрику. Так, постепенно, супруги пробуждались к жизни. Достаточно было одной таблетки альведона с ипреном, чтобы довести процесс до логического завершения. Но тут зазвонил телефон на тумбочке. Поначалу Патрик решил не обращать на него внимания.

– Это могут быть Анна и Дан, – сказала Эрика и приподнялась на локте, так что одеяло соскользнуло с одной груди.

Патрик остановил на жене долгий взгляд, после чего неохотно потянулся за трубкой.

– Это не Дан и не Анна. Это с работы.

Он несколько раз прочистил горло, прежде чем ответить:

– Да, это я… Что ты такое, черт возьми, несешь?.. Хорошо, где?.. Я выхожу прямо сейчас. Криминалисты уже в пути?.. Хорошо, я подожду их там.

Похмелья как не бывало. Патрик откинул одеяло и поднялся с кровати.

– Что случилось? – спросила Эрика, медленно принимая сидячее положение.

Патрик уже надел джинсы и футболку, отрыв то и другое в ворохе одежды на полу возле кровати.

– Труп в галерее в Галербакене.

– Труп? Чей? Вивиан? Рольфа? – Эрика тоже начала одеваться и бросила мужу пару черных носков.

– Ничего не знаю, – Патрик замотал головой. – Уборщица сегодня утром обнаружила в галерее труп. Звонила Анника. Я выхожу прямо сейчас. Ты заберешь детей?

– Я все сделаю, – Эрика уже натягивала через голову студенческий свитер. – Держи меня в курсе! – напутствовала она мужа.

Слишком поздно. Дверь за ним уже захлопнулась.

Лола слышала, как Пютте осторожно, чтобы не разбудить ее, выскользнула из комнаты. Вчера Лола работала дольше обычного, и веки словно налились свинцом, но топот легких ног Пютте по деревянному полу в сторону кухни заставил ее улыбнуться с закрытыми глазами.

Лола часто спрашивала себя, знает ли Пютте, что она для нее – всё? Пютте была как свет, просачивающийся сквозь белые гардины. Как хруст гравия под ногами после долгой зимы.

Лола потянулась в постели. Вчера в «Алексасе» выдалась тяжелая ночь. К ним вломилась группа пьяных, озлобленных мужчин. К счастью, такое случается не так часто. В целом их клуб – приличное место. Лоле нравилось там все – и коллектив, и работа. Нравилось быть любимой – вот так просто. Это стоило всего остального. Но вчерашние мужчины этого не понимали – жалкие, ограниченные существа…