Воспитывать меня собрался? Машина? Да от его педагогических методов у меня в перспективе уже кровь в жилах начала стыть!

Его не то признание, не то угроза словно молот вбивают в моё сознание понимание того, что скоро уйти из этого места, от него... у меня не получится. Ян Рузавин не разбрасывается словами просто так. А жаль...

8. Глава 8.

Рузавин тащит меня к лестнице. И все, что я могу, так это цепляться руками в его руку, впиваться ногтями, пытаясь причинить мужчине боль. Хочу заставить его убрать руку, освободить мои волосы. Но мои касания не доставляют ему никакого дискомфорта, и из-за этого я начинаю терять самообладание.

Чувствую себя комариком в войне с тигром. Хватаюсь за перила лестницы, за стены, за воздух... Но махину, несущуюся вперед, мне не под силу остановить. Бесполезно даже пытаться. И все же, человек, в попытках хоть как-то контролировать ситуацию, никогда не прекращает действовать. Это заложено природой. Пытаться...

- Пусти, подонок! Тварь, отпусти! - Кричу, брыкаюсь, но ему, кажется, плевать. Он стаскивает меня вниз по лестнице, рывками тащит меня, словно мешок. Чудом не падаю и не подворачиваю ногу. Мужчина даже не пытается притормозить, несется как танк, не видя никаких преград. Моё сопротивление? О чем вы? Он этого даже не замечает. Крики? Так же — проносятся мимо ушей. Просьбы... Игнорируются.

На первом этаже замечаю охрану. Мужчины, которые тут же начинают пожирать меня глазами, ведь я полностью голая, он даже не дал мне прикрыться покрывалом.

- Свалили на хрен! - Рычит ублюдок и я вижу, как громилы тут же разворачиваются и направляются на выход. Ух ты, какие послушные, прямо ручные у него зверюшки. - Еще пару таких выходок, и я тебя отдам им! Распечатают тебя в лучшем виде! - С этими словами он толкает меня к дивану, и я падаю на кожаную поверхность.

- А так у меня перспективы получше? - Огрызаюсь в ответ, подрываюсь с места и делаю шаг к нему, - если я буду послушной, меня распечатаешь ты? Я правильно понимаю?! - Ору так, что голос срывается на хрип. Он не имеет права себя так вести. Не имеет права меня оскорблять. Он тварь! Нелюдь!

- Так тебя будет трахать только один! А если я тебя отдам парням, сомневаюсь, что ты переживешь брачную ночь, порвут к херам, — усмехается, делает шаг ко мне, приближается в плотную. Я чувствую его мерзкий запах терпкого одеколона, он забивается в ноздри, проникает через кожу и ударяет в голову новой волной ненависти...

- Какая же ты мразь! - Выплёвываю ему в лицо и делаю шаг назад. Сажусь на диван, начинаю искать глазами что-то, чем можно прикрыться, чтобы он перестал меня рассматривать. Чтобы перестал скользить липким и изучающим взглядом по моему обнаженному телу...

— Значит мразь? - Рычит и, резко двинувшись на меня, хватает меня за шею и втискивает мою голову в спинку дивана. Фиксирует моё лицо так, чтобы я смотрела ему прямо в глаза. - Давай разберемся, крошка? Ты моя собственность, моя вещь! Твой папаша решил твою судьбу давным-давно, — его спокойный, размеренный и, я бы даже сказала, скучающий голос совершенно не соответствует тому, как он себя ведет, — продал дочурку за бизнес, а женишок хотел расплатиться тобой за долги. А мразь значит я? Просто, потому что пришел за своим? Захотел справедливости? Потому что маленькая сучка решила, что она умнее всех?

Сжимаю пальцы в кулаки. Подонок! Ненавижу! Готова задушить собственными руками! Хочу сжать его блядскую шею и лишить кислорода. Потому что все, что он говорит, неправда. Вернее, так — правда не все. Отец действительно обговорил и решил с этим мерзавцем насчет свадьбы, но только потому, что этот подонок не оставил ему выбора. А вот Олег... Ни за что бы не поверила, что Олег сделал нечто подобное.