- Зак, Ева в беде. Фас! - рыкнул он, совершенно точно понимая, что не успеет вовремя на помощь. Каждая минута на счету, или даже секунда. Что еще придет в голову разъяренному Деме? Пес торпедой рванул вперед и, вцепившись зубами в щиколотку, опрокинул на землю врага. Тот, взвыв от боли, ослабил хватку. Ева оттолкнула противника прочь, а Зак, поставив обе лапы на Демину грудь, победоносно посмотрел на хозяина. Агафонов, глянув на Еву, потирающую запястье, потом осмотрелся по сторонам, заметив Камиллу, застывшую статуей неподалеку.

- Милка, уходи! – прокричала Ева, морщась от боли и наблюдая, как огромная черная собака утробно рычит на врага и скалит зубы.

- Зак, - расплакалась Ева, потирая ушибленные голову и запястье. – Зак, ты успел…

Она тяжело поднялась и тут же угодила в объятия Агафонова.

- Как ты? – прорычал он.

- Рука болит, - поморщилась Ева. – Я приземлилась неудачно.

Он с презрением глянул на своего бывшего друга, враз потерявшего человеческий облик, и нехотя позвал пса: – Фу, Зак. Иди сюда.

- Ты натравил на меня свою собаку? – изумился Демьяновский, вставая. – Ага, ты?! На меня?

- Да пошел ты, - огрызнулся Агафонов. – Проваливай, пока я лично не врезал, - пробурчал он, склоняясь над Евой и осматривая враз опухшую кисть. – Это тебе моим кольцом прилетело, Дема! – поморщился он и добавил довольно: – Хорошо воевала, девочка. Ты у меня - боец!

- Что значит - проваливай? – холодно бросил Василиди. – Человек незаконно проник на частную территорию. Устроил дебош. Попытался похитить гостью, нанес увечья моей жене и ее подруге. Что стоите? Вызывайте полицию, - велел он только сейчас прибежавшей охране. – А этого пока заприте где-нибудь.

Василиди повертел головой, стараясь на глаз определить место, достойное для временного содержания Демы, заметил какого-то мужика в рубахе и войлочной шапке и осведомился грозно:

- Семеныч, у тебя в парилках есть кто-нибудь?

- Только ушли люди, - устало бросил красномордый банщик.

- Запри его до приезда ментов, - приказал Архип, презрительно посмотрев на пытающегося вырваться Демьяновского.

- Почему же ты меня предал? – сокрушался тот, бешеным взглядом пожирая Агафонова. – Мы же с первого класса вместе, Мих… Из-за какой-то девки натравил на меня собаку… Из-за телки, защищающей воровку… Это же банда, Мих, как ты не понимаешь… И тебя обворуют…

- Я сейчас, - пробурчал Агафонов, усаживая в шезлонг Еву, и в полшага оказался рядом с Демьяновским. – Она не кто-то, а моя невеста! А ты ударил ее. И хочешь, чтобы я поддержал тебя?

- Ну, я же не знал, что это твоя… ну, твоя…

- Нельзя поднимать руку на женщину, кто бы она ни была, - сокрушенно заметил Агафонов. – Моя, чужая… Ты ж не мужик, Рома, - скривился он. – Ты такое дерьмо. Редкостное.

- Конечно, - поморщился Демьяновский. – Я к тебе со всей душой. Дом, шампанское. Даже елку попросил украсить. А ты? Ты на меня, своего друга, собаку натравил. Из-за какой-то мокрощелки, размахивающей кулаками, переметнулся на сторону воровки! Вон, мне лицо порезала…

- Закрой пасть, придурок, - прорычал Агафонов и даже сам не заметил, как инстинктивно сжимаются пальцы. Как когда-то в детстве, привычно ударил в живот. Один раз, и сам скривился от боли, понимая, что сегодня потерял друга.

- Прощай, Дема, - пробурчал негромко, наблюдая, как, морщась, отворачивается Ромка.

Два простых, ничего не значащих слова разделили жизнь на до и после.

«Был друг - и не стало, - хмуро подумал Агафонов.- Или это произошло в тот момент, когда я отдал приказ своей собаке. Когда, невзирая на годы дружбы, безоговорочно принял сторону любимой. Даже если она не права. Сто раз не права!»