Я привыкла к его поворотам на 180 градусов, на 360, но, видимо, для того дня мне было многовато. Я не смогла даже сначала что-то ему ответить.

– Я спросил тебя, почему ты не с Варей, у которой температура сорок?! Мне звонила Неля.

– Но я же в полиции, как ты и просил, – я покосилась на сержантов, которые везли меня сейчас до трассы. Но они, похоже, перестали мной интересоваться.

– Ваньку не валяй! Я с Гришей только что разговаривал. Ты вещи забрала напрасно. Ну, я увлекся. И что?

– Да, понятно.

Ему, видимо, показалось, что мне это на самом деле понятно.

– Нам всем нужно просто глотнуть свежего воздуха. Понимаешь, Ленка…

– Нам всем – это тебе?

– Да, мне. Зачем ты забиваешь гвозди? Может, все это закончится через пятнадцать минут, а может послезавтра.

– Мне ждать до послезавтра?

– Тебе просто – ждать. И не делать резких движений. Тебе сказано было: «Замри!» А ты – что?

– Сколько ждать, Саша?

– Не знаю. Месяц, два. Три…

– А чего ждать? Свадьбы вашей? Чтобы ты пригласил меня развлечь повара? Раз уже на другое не гожусь.

– Слушай, Воскобойникова, а что, по-человечески нельзя расстаться? Без грязи?

Я не знала, смеяться мне или плакать, это Саша говорит – мне! У меня вырвался нервный смешок.

Виноградов коротко и грязно выругался и отключился. А мне – уже второй раз за сегодняшний день – вдруг нечем стало дышать. Я хватала воздух, вонючий и перегретый, и судорожно искала в сумочке нашатырь. Перед глазами поплыли черно-зеленые круги и сильно зазвенело в ушах. Я резко вдохнула нашатырь, еще раз и еще, натерла им виски, и через минуту мне стало легче. Я набрала номер Нели:

– Нель, Виноградову больше не звони, с ним не разговаривай, я буду через час. Как Варя?

– Лучше, ой, слава богу, получше, приезжала Скорая. Говорят, такой сейчас грипп – ничего нет, а температура высокая. Они сделали укол, температура стала снижаться, она вроде уснула. Тяжело дышит очень только.

– Хорошо. Спасибо, Нелечка, я еду. Спасибо тебе.

Полицейские довезли меня до шоссе, терпеливо подождали, пока я вытряхну все свои вещи, и уехали.

Минут пятнадцать не останавливался вообще никто. И понятно – ночь, стоит женщина с вещами. Что там у нее в вещах? Или кто?.. Потом притормозил какой-то парень, взглянул на меня, видимо, я ему не понравилась, а должна была понравиться, и ни слова не говоря, он газанул.

А потом остановилась совершенно роскошная иномарка. Обычно, когда я вижу такого класса машину, то даже опускаю руку. Но тут я стояла и голосовала – я могла бы поехать и на грузовике, и на телеге, и в багажнике «Запорожца». Но остановился новый «BMW». Даже в темноте было понятно – машина белоснежная. За рулем сидела женщина. Надо же, не испугалась останавливаться на трассе ночью.

– Куда вам? – она внимательно посмотрела на меня и улыбнулась.

– На Речной вокзал. Это мои вещи…

– Да, понятно. Садитесь. Сейчас я открою багажник.

Она даже вышла, помогла мне затолкать пакеты и сумки в пустой багажник.

– У вас что-то случилось?

– Нет. То есть – да. То есть…

Она улыбнулась:

– Понятно. Развод по-итальянски?

– Да где уж там! Всё по-нашему, по-простому. При разводе получаешь в морду, судорожно бросаешь помаду в сумку и оказываешься ночью на трассе.

– Это всё ваши помады? Там, в сумках?

– Еще книжки моей дочери.

– А сколько ей?

– Семь.

– А у меня нет детей. И вряд ли уже будут, – спокойно и доброжелательно проговорила женщина и посмотрела на меня в зеркало заднего вида. – Вы плачете? Хотите, пересядьте вперед?

Я вытерла дурацкие слезы, которые вдруг, ни с того ни с сего покатились у меня по лицу. Наверно, спа´ло невероятное напряжение, в котором я находилась весь вечер. Ну, и опять же про разноцветные помады подумала, которыми развлекала Виноградова. Стыдно, глупо, жалко.