Иль хочешь, в чувства приведу, тебя я ей умою?
Молчишь?
Молчи…
Ты не промолвишь слово,
Тебе, лжецу, едва ли сострадание знакомо.
Идём, противно это место мне,
Здесь гибель, смерть и смрад,
Идём же, траур примерять уж не по мне,
Здесь каждый трус и каждый гад
Лишь гибели другого рад.
А мир жесток,
И люди в нём жестоки,
Особый дар, творить земным добро?
Иль вечно ныть, без меры чтить ненужные истоки
Порока, чувств, каких везде полно?
Тень и Зигфрид молча уходят.
VII
Тень и Зигфрид появляются у подножья скалистого берега реки, уже стемнело и едва светит серп луны.
Тень:
– О, слышишь ты, как безмятежно
Зовёт тебя и манит нежно
Дорога вдоль утёса, через берег, прочь?
Наверх взгляни, едва луна
Способна нам помочь
В невежестве дорогу осветить,
Легко в ночи с пути сойти,
К вершине роковой горы
Нам тяжело взойти,
Но мы взойдём пусть крут наш путь,
Тропа полога и зигзагом загибает круть.
Зигфрид:
– Скажи, зачем
Мы к дивным птицам устремились на утёс?
Тень:
– Чтоб жизнь отведать и познать,
Чтоб смысл и истину узнать.
Что за вопрос,
Который сам в себе не открывает суть?
Пустой, ничто,
Так вот – наполним смыслом мы его.
Тень и Зигфрид поднимаются на верх скалы по узкой пологой тропе. Наверху у самого обрыва сидит молодая женщина с ребенком на руках в молчаливом раздумье, но едва всплакивая.
Тень:
– Ты слышишь дивный плачь?
Как хочется утешить и сказать
"Не плач, ну что же ты, несчастная, не плач",
Но нет, нельзя, мы затаимся у подножия и горного ручья.
Наш друг и ночь и чёрная скала,
Они укроют нас
От глаз.
Девушка с ребенком поёт грустную песню.
Спустя время она бросается со скалы в пропасть вместе с младенцем. Зигфрид в этот миг устремился за ней, но Тень хватает его за руку и останавливает.
Тень:
– Остановись, она всего лишь призрак,
Не нужно следом в пропасть прыгать,
Как смеем мы судить о тех,
Кто шаг ступил на встречу смерти,
Она летит к погибели – а мы стоим на тверди.
Зигфрид:
– Зачем, зачем?
Тень:
– О, ни зачем,
А от чего!
От нищеты и горя,
От власти Эроса мужского,
От Бога, которому молитвы обращала,
И от дитя, какое средь ночей от голода кричало.
Её уж больше нет,
Смирись, она ушла,
Отправилась на свет,
Покинув злобный мир,
Её парит в безвестности душа
Теперь,
Среди таких же душ и звёзд, и дивных громких лир.
Зигфрид:
– Я виноват?
Тень:
– О нет, не ты, а существо тебя,
Чиновника, какой и без огня
Творит пожар,
Какой и алчностью и лицемерием
Подталкивает жар
В горнило кузнеца Олимпа,
Ведь он олицетворение и власти,
Он и сила исполина!
И возомнив себя Отцом Всевышним,
Так молотом стучит и разбивает, не щадя, чужие жизни!
Зигфрид отталкивает Тень.
Зигфрид:
– Ты адское отродье! Прочь!
И ненависть моя к тебе не знает меры!
Тень:
– Пусть так, тебе решать,
Но я могу лишь помешать тебе разбиться,
Могу помочь тебе обратно вниз спуститься.
Зигфрид:
– Идём! И всю дорогу проклинать тебя я буду!
Тень:
– Так проклинай, а я об этом после позабуду.
Глава 6. Разжигание
Зачем тебе ум, человек, если ты пользуешься лишь его подобием? Отбрось его
Разжигание ненависти опасно. Словно из пустого появляется искра, куда подкидывают дровишки в виде психических расстройств, внешности, поступков шизоидов и маргиналов. Ненависть словно плавает в этом супе отборных человеческих шмурдяков, которые не имеют отношения ни к нациям, ни к расам, а лишь к антропологии и психологии. Девиантное поведение свойственно всем и степень отклонения определяется лишь общественными нормами. Но что делает разжигатель ненависти? Он выставляет стандартные общественные и человеческие явления как нечто свойственное лишь определенной группе людей и на это имеет личную выгоду, такой специалист по человеческим эмоциям может обобрать наивным простаков или хорошо заработать с помощью тех, кому разжигание ненависти выгодно. Разжигание аморально, оно выходит за рамки повседневной логики и входит в рамки негативных эмоций, таких как гнев, презрение, откуда и рождается сама ненависть. Объект ненависти начинает подвергаться желанию субъекта избавиться от него, прекратить эти негативные эмоции и страдания, этот всплеск гормонов, появляются желание и тяга восстановить справедливость, то есть сделать объект приемлемым для себя и для своих убеждений. Конечно, праведный гнев всегда основан на так называемых благих намерениях, которые выбирают почти всегда грязный путь осуществления.