Марианна примерила парик, как следует растрепав его, чтобы пряди свисали на лицо, в последний момент сообразила вытащить из ушей свои серьги с бриллиантами – подарок отца («Ой, папа, папа, что же с тобой случилось!..»).

В кармане Лизаветиного комбинезона очень кстати оказались тонкие резиновые перчатки, что Марианна посчитала хорошим знаком.

Она вошла в кабинет, чуть шаркая ногами и переваливаясь, как Лизавета, не зря долго репетировала ее походку.

Не включая свет, подошла к стене и сняла одну из картин, ни на минуту не забывая отворачиваться от камеры. Так, одно плечо вперед, картину положить на пол, наклониться неловко, так, чтобы камера смотрела на ее пятую точку.

Вот и сейф. Марианна с замиранием сердца нажала на панели четыре цифры кода, те, что она запомнила, когда случайно примерно полгода назад увидела в зеркале, как муж открывает сейф.

Четыре цифры: 23 54.

И ничего не произошло. Не слышно было легкого гудения, и дверца не открылась. Код не подходит, муж его поменял.

Неужели из-за того раза, когда она случайно вошла в его кабинет? Неужели он ее подозревал?

Да нет же, она, Марианна, до того случая в ресторане, когда муж буквально сошел с катушек, была для него вроде прикроватной тумбочки. Вроде она есть, но ее не замечают.

В плане своих секретов муж, конечно, человек серьезный, не станет он устанавливать код сейфа из дня и месяца своего рождения и уж тем более из дня рождения своей жены (см. выше про тумбочку). Да он и не помнит эту дату, ему, как говорится, до лампочки. Марианна сама ненавязчиво напоминала ему про свой день рождения, чтобы он не попал в неприятное положение, как она себе объясняла. На самом деле ему все равно, но муж не выносит, когда ему на вид ставят.

Так что дату ее рождения и проверять не стоит.

Но с другой стороны, запомнить новый код все же не так просто. Можно и перепутать.

По какому-то наитию Марианна набрала цифры наоборот, справа налево: 45 32.

И это сработало, дверца открылась. Марианна посветила внутрь фонариком телефона.

Какие-то бумаги, пачки наличных – рублей и евро. И сзади, за документами, она увидела коробочку. Ту самую, которую помнила еще с подросткового возраста, когда тайком примерила серьги и отец застал ее и очень сердился. Коробочку синего бархата, сильно потертого за столько-то лет.

Руки отчего-то задрожали, когда она осторожно взяла коробочку и открыла. Серьги были там. Две веточки старинной работы из белого золота, на каждой – два камня, два изумруда, один светлый, а второй, пониже – очень сочного глубокого цвета, цвета Адриатического моря в знойный полдень.

Те самые, фамильная драгоценность. Которую отец велел беречь как зеницу ока. А сам не уберег. И как они очутились в сейфе ее мужа? Неужели он как-то причастен к смерти ее отца?

От этой мысли Марианне стало плохо. Захотелось упасть тут же, на дорогой ковер, что устилает пол кабинета, и лежать там, оглохнув и ослепнув от горя.

Нет уж! Марианна потрясла головой, чтобы прийти в себя, и поняла, что надо скорее уходить. Но перед этим сфотографировала серьги на свой телефон.

Затем убрала коробочку и закрыла сейф. Потом, тщательно следя за тем, чтобы лицо ее не попало на камеру, повесила на место картину. Причем повесила намеренно криво. Пусть муж сразу узнает, что в сейфе кто-то копался. И бумаги в сейфе она переложила по-другому. Так он точно заметит, и Лизавета не отопрется. А то скажет, что картина упала и она ее просто на место повесила.

Муж, разумеется, ей не поверит, но так надежнее.

Она вышла из кабинета, переоделась в своей комнате и повесила комбинезон на место как раз вовремя, потому что в дверях заскрежетал ключ. Это водитель привез мужа.