В 1826 году директором Ришельевского лицея, Горлису так же не чужого, стал замечательный человек Иван Орлай, русин родом из Австрии, только не Королевства Галиции и Лодомерии, где Горлис родился, а из Великого герцогства Трансильвании.

55-летний Орлай был видным чиновником и опытным педагогом – перед приездом в Одессу долго работал директором Нежинского лицея. А к самому прибытию к Черному морю он вообще получил чин действительного статского советника (дающий право на наследственное дворянство для трех его сыновей)! Это добавило Ивану Семеновичу уважения, но отнюдь не сделало его высокомерным. В работе он по-прежнему был строг, однако приветлив.

Так вот, Орлай особенно большое внимание уделял знанию его воспитанниками иностранных языков. Причем не только в бумажном, грамматическом варианте, но и в живом, разговорном. Поэтому для Ришельевского лицея новый директор первоочередно искал, кто бы мог давать его ученикам разговорную практику. Причем делать это, сочетая строгость, легкость и живость. И тут уж сам генерал-губернатор для практикования в немецком и французском посоветовал Орлаю Горлиса.

В итоге по субботам, с утра, Натан ездил в Ришельевский лицей вести практические занятия, обучать учащихся мелодике двух прекрасных языков. Но и это еще не всё. Орлай с его авторитетом опекал также и Городское девичье училище, учебные классы и дортуары которого имели общий двор с мальчишеским Лицеем. Так отчего заодно не преподавать то же самое и благородным девицам? Горлис и здесь не смог отказать обаятельному статскому советнику, умеющему уговаривать нужных ему людей на нужную ему работу. Так что вскоре такие же уроки он вел еще и для девочек, отчего его субботняя нагрузка увеличилась вдвое.

Впрочем, эта работа была Натану не в тягость. Молодые глаза, горячие души – всё так напоминало ему его самого и любимых сестер. Милое семейное прошлое в Бродах, будто недавнее, но пробежавшее столь быстро. Общаясь с юношами и девицами, растолковывая смыслы иноязычных слов, рассказывая какие-то мудрые вещи, он не только вспоминал своих любимых учителей, но и чувствовал себя на их месте – отца, милой Карины, старика Дитриха…

* * *

Нынешняя суббота оказалась совершенно особою. Накануне в канцелярии сам Воронцов оставил уведомление для Натана, что в этот день после занятий приглашает его к себе по чрезвычайно важному делу. И вот сию минуту, когда мы рассказываем о Горлисе, он как раз вернулся из Лицея и собирался в поход к генерал-губернатору. Для чего облачался во фрак. У Воронцова, конечно, приняли бы его и в педагогическом сюртуке. Но такой вариант Натаном теперь даже не рассматривался.

Да, господа мои, после того, как Горлис начал семейно, хоть и невенчанно, жить с актрисой Одесской оперы Финою Фальяцци, сюртуков в его гардеробе стало меньше, а фраков – больше. И он, надо сказать, за несколько лет вполне освоил искусство ношения сей одежды. Но, надевая сорочку с тугой манишкой и повязывая галстук, он думал не о том, как будет выглядеть на приеме у его сиятельства, а о том, что там ему скажут. И откровенно говоря, не мог сложить об этом какого-то четкого мнения.

Взглянув на большие настенные часы, появившиеся в доме также стараниями Фины, Горлис подумал, что, пожалуй, слишком быстро собирается. Приходить раньше назначенного времени не хотелось, и сейчас, пожалуй, самым правильным было бы встать за рабочее бюро да привести мысли в порядок и подумать о том, что может означить полученное приглашение.

Дело в том, что 45-летний Михаил Семенович Воронцов имел не только титул, чины и воинские заслуги, но также немалое состояние. Это позволяло ему держать в своем доме «открытый стол», так что чиновники его канцелярии, располагавшейся по близости в доме через стенку, могли там столоваться. Это было для них большим благом, поскольку давало заметную экономию в расходовании средств, а значит, позволяло чувствовать себя более уверенно в финансовом смысле.