– Вам сделали перевязку? Рану сегодня осматривали?

Умно! Решила сменить тему. Так она обычно и поступает, когда начинаешь задавать неудобные вопросы.

– Нет. Обо мне сегодня забыли. Кроме вас, доктор, я тут никому не нужен.

– Здесь нет особого отношения ни к кому, – она старалась говорить по-деловому, и намерено избегала смотреть мне в глаза.

– Успел заметить.

– Присаживайтесь, я сделаю вам перевязку. Могли бы и напомнить о себе.

– Интересно, кому, если вы всей бригадой роды принимали?

– Хватит уже! Садитесь, – она повысила голос.

– Ну вот, и поговорили.

Я сел на стул, не отводя от нее глаз. Мила же ни разу не взглянула мне в лицо. Я снял футболку, чтобы Мила обработала рану. На ее щеках, как уже по сложившейся традиции, появился легкий румянец.

Маленькая, худая, уставшая, но мне она казалась самой красивой женщиной на земле. Возможно, потому, что я не помню других? Кроме того, здесь больше нет белых женщин, и мне не на кого обратить внимание.

Она

Прикасаться к нему всегда было волнительно. С самого первого дня, как он появился в больнице во мне стали зарождаться странные чувства. Я часто ловлю себя на мысли, что смущаюсь перед этим мужчиной, словно школьница. А когда он снимает футболку и предстает передо мной полуголым, я теряюсь, кажется, даже краснею. Он же замечает мое волнение и не упускает возможности съязвить или откровенно поглазеть на меня. Прямо какое-то испытание. Я хирург, и вид обнаженного тела меня никогда не смущал. Моя работа такова: видеть тело и работать с ним. Но только не в этот раз. С ним все иначе.

Сегодня все особенно обострено. Я чувствую себя очень уязвимой. Мне сложно держать себя в руках, практически невозможно! Эмоции бьют через край, и я на пределе. Я принимала роды у женщины, которая весила не больше тридцати пяти килограмм. Ребенок, конечно же, был недоношенным и уже мертвым. И умер он в утробе матери не сегодня. Огромное количество времени ушло на то, чтобы ее семья разрешила мне сделать кесарево, и спасти хотя бы мать. Я знала, что малыш мертв, но родственники не позволяли помочь женщине. Потраченное время стоило ей жизни!

Здесь все очень отличается от цивилизованного мира! Люди и их восприятие реальности, поведение, поступки зачастую шокируют. Это другой мир! Некая частота, на которой все это сумасшествие возможно, и оно тут действительно реально. Но для образованных людей, происходящее здесь – это какой-то бред, утопия, безумие. Белый человек, даже врач, зачастую воспринимается местным населением враждебно. Я не могу просто взять и разрезать человеку живот, чтобы спасти ему жизнь. Семья должна разрешить мне это сделать. За инициативу и несогласованные действия я могу пострадать. Сегодняшний день надолго останется в моей памяти. Я всегда очень тяжело воспринимаю смерть пациентов, как и в принципе, любую смерть. Но, все намного сложнее, когда умирают на моих глазах: тут смешивается боль настоящего с болью прошлого, и эффект от потери удваивается. Не могу, никогда не смогу привыкнуть к несправедливости жизни!

Думаю, женщина осталась бы живой, если бы вовремя обратилась за медицинской помощью. Смею предположить, что убогий и неадекватный муж моей умершей пациентки даже не в состоянии понять, что отнял у меня драгоценное время, благодаря которому я могла бы спасти его жену. Бедная женщина долго мучилась, а он не разрешал ей пойти в больницу. Своим запретом он практически убил супругу. Ребенок давно умер в утробе матери, и она мучилась от боли, при этом ее продолжал лечить какой-то местный шаман! И эти люди верят в это безумие! Разумом белого человека, такое вообще сложно понять. Я до сих пор не могу!