Зато был Андрюша.

Он зачерпнул огонь от догорающих танков первой волны, перебросил его над нашими головами и обрушил на траншеи противника огненный вал. Большая часть пулеметов сразу же захлебнулась.

Откуда только у виконта силы берутся?

Впрочем, его сила в контроле стихии, а огня на поле боя было еще предостаточно. Моя же проблема заключалась в том, что я в этой ситуации мог опираться только на собственные запасы энергии, которых хватало примерно на четыре минуты интенсивного боя. И восполнить их в срочном порядке было негде, потому что все источники электричества находились слишком далеко.

Папенька способен продержаться пятнадцать минут, но он меня в два раза старше, он – великий князь, один из основных столпов, на которых держится империя, представитель старшего поколения, которое делали из другого теста. Богатыри, не мы.

Дед так вообще о нескольких часах говорил, но, во-первых, скорее всего, он просто болтал, рассказывая внуку сказки, ничего общего с реальностью не имеющие, а во-вторых, войны в его времена все же были несколько иными.

А может быть, он и правда на такие подвиги был способен, теперь уж не узнать. Да, были ж люди в то время, богатыри, не мы…

Из других средств поражения у меня с собой был лишь револьвер системы Нагана, доработанный нашими тульскими оружейниками, с семью патронами в барабане и еще горсткой в закрытом кармане, карманный двухзарядный «дэрринджер», из которого только застрелиться можно, и нож.

Как бы там ни было, именно с этим арсеналом я и добрался до первой линии германских траншей, в которой уже кипел бой, и русские пехотинцы добивали остатки пехотинцев германских. Делали они это в большой спешке, потому что понимали, что противник попытается свою позицию вернуть, и как можно быстрее, а потому надо было развернуть пулеметы, распределить стрелков и готовиться отражать уже их штурм.

Я застрелил двух особенно настырных германцев, а третьего поразил молнией, вызвав среди наших рекрутов небывалое воодушевление. Можно подумать, что присутствие сразу двух аристократов – эффект от присутствия Андрюши они могли увидеть и ранее – делало нашу попытку менее самоубийственной.

Ко мне подбежал молодой пехотный капитан.

– Вы? – требовательно спросил он.

– Поручик Одоевский. Спецвойска.

– Значит, – он махнул рукой в ту сторону, где посреди догорающих танков стоял одинокий «мастодонт». – Это ваша работа?

– Наша, – сказал я.

Что ж, теперь он знает, из-за кого их всех в атаку послали. По лицу капитана невозможно было определить, рад ли он, что мы здесь и готовы поддержать пехоту, или ненавидит ли он нас за то, что его пехота вообще тут оказалась.

– Сколько вас?

– Двое.

Гримаса сожаления скользнула по его лицу. Двое – это мало. Мы это понимали, и он это понимал.

– И что вы умеете, поручик?

– Огонь и молнии, – сказал я. – Но вы сильно на нас не рассчитывайте. Фронт мы за вас не удержим.

– Прикройте фланг, – буркнул он и убежал куда-то дальше по траншее.

Андрюшу я из вида потерял, но не сомневался, что он где-то здесь и прямо сейчас требует, чтобы для него развели костер. Чем больше пламени, тем легче Андрюше им манипулировать.

Бой в траншее уже закончился, повсюду лежали мертвые тела, половина из которых была обуглена. Но надо отдать солдатам кайзера должное, даже после того, как Андрюша пустил в ход свою силу и принялся жечь их с эффективностью роты огнеметчиков, они не дрогнули и не побежали.

Я присел на земляной выступ и принялся перезаряжать револьвер. Наверное, в глубине души я надеялся, что наше командование что-то сообразит и сейчас прибежит вестовой с приказом отходить на исходные рубежи, или хотя бы передаст нам с Андрюшей распоряжение отступить, потому что рисковать жизнями дворянских сынков может быть опасно для дальнейшей военной карьеры. Думаю, что получив прямой приказ, Андрюша не стал бы его игнорировать даже несмотря на весь свой юношеский идеализм.