– Петь, ты не волнуйся. Дети возбуждены встречей. Они друг к другу привыкнут, и все встанет на место… – Успокоила Надя мужа.

– Ну, ну… – Ответил Ерожин.

– Иди помой руки. Мы сейчас тебя накормим и погуляем с ребятами, а вы с Глебом спокойно пообщаетесь. – Надя поставила на стол тарелку с супом и повернулась к плите, где на сковородке что-то шкварчало. Ерожин послушно направился в ванную, отметив краем глаза на подоконнике в гостиной роскошный букет роз. Он быстро проглотил поздний обед и по наступившей тишине понял, что детей вывели.

– Приятного аппетита, Петр Григорьевич. – Михеев явился на кухню, по привычке высоких людей, пригибая голову в дверном проеме.

– Привет, родственничек. Составишь компанию? – указав на свободный стул рядом, предложил хозяин.

– Спасибо. Я с дороги сильно проголодался, и Надя нас накормила… Ел я много. Больше не могу.

– Тогда вываливай. Я, честно говоря, не ожидал, что ты дашь деру. С каких пор ты стал трусом?

– Я, Петр Григорьевич, никуда не бегал. – Улыбнулся Глеб.

– А где же ты был?

– Под Москвой. До звонка Коли Маслова с Петровки, мне и впрямь было не по себе. Я подумал, что Хромов заказал Урода киллерам, а меня использует для прикрытия. И растерялся. Сами подумайте, я слежу, за мной следят. Хромов платил мне за странные услуги. Просил держать в курсе местонахождения Урода.

– А почему ты не пошел к Волкову?

Михеев рассказал, как возле ворот Петровки ему сунули под нос записку:

– Я понял – меня хотят сплавить. И еще понял – зеленый «Опель» от Урода, и успокоился.

– С чего ты взял?

– Пигмей, показавший записку, и катал на «Опеле».

– Дальше? – Ерожин встал, порылся в буфете, нашел пачку сигарет, приоткрыл окно и затянулся: – Продолжай, я слушаю.

– Первый раз вижу, как вы курите?

– Считай, что тебе повезло: – Усмехнулся Петр Григорьевич: – Не отвлекайся.

– Я решил Уроду подыграть. Выехал на Ярославское шоссе, заметил, как пигмей катит за мной. Прошел километров за тридцать и отзвонил Грыжину. Мой разговор пигмей, наверное, перехватил.

– С чего ты взял?

– После разговора он отстал. Я придавил еще километров двадцать, спрятал машину, подождал час – никого. Вернулся в Москву по Дмитровскому шоссе и снял номер в отельчике у автовокзала. У меня там хозяйка знакомая. Однажды ее постояльца разыскал…

– Что тебе известно о Хромове? – Перебил подполковник.

– Время, когда он застрелился, я вычислил. В тот день я говорил с клиентом в шестнадцать тридцать. А в семнадцать его мобильный уже не отвечал. В семнадцать ноль пять я поднялся к ним в квартиру и позвонил. Хромов не открыл. Уверен, что он уже имел дырку в голове.

– Мадам Хромова нам с Волковым сегодня много лапши на уши повесила. Утверждает, что была в ванной, когда муж свел счеты с жизнью. Слышала щелчок, да не обратила внимания. Странная дамочка. – Задумчиво изрек Ерожин.

– Женщина любопытная и актерка первый класс. – Подхватил Глеб.

– О ней после. Ты про себя рассказывай. Чем занимался, пока залег на дно?

– Ей и занимался.

– Любопытно. – Оживился Ерожин.

– Вы ее подозреваете в убийстве мужа?

– Оснований для подозрений предостаточно. – Согласился Петр Григорьевич, но уверенности в его голосе Михеев не отметил.

– Она тут ни при чем. – Твердо заявил Глеб.

– Откуда ты знаешь?

– В момент выстрела ее в квартире не было.

Ерожин присвистнул:

– А где же она была?

– Она вошла в подъезд за минуту до появления Урода, затем сразу вышла и села в машину.

– Давай подробнее? – Потребовал подполковник.

– Пожалуйста. В день гибели Хромова я пас Урода возле его дома. Хромов позвонил мне на мобильный и попросил срочно приехать.