Честно. Откровенно. Никаких оправданий или приукрашиваний.

– Согласно предварительному заключению судмедэксперта господин Гроссман умер в субботу, около четырех часов утра, – сказала Пия. – Почему до сегодняшнего утра его никто не хватился?

– Он жил один, а в выходные здесь никто не бывает. У нас сейчас горячая пора, мы осуществляем один проект, – сказал Штефан Тейссен. – Иногда я прихожу в офис по субботам и воскресеньям, но в эти выходные меня не было в городе. Дежурство Рольфа… то есть господина Гроссмана, начинается в шесть часов вечера, а заканчивается в шесть утра.

Все, что сказал Тейссен, звучало вполне убедительно. Пия поблагодарила его за предоставленную информацию, и они поднялись из-за стола. В этот момент зазвонил ее мобильный. Это был Хеннинг.

– Я тут обнаружил кое-что чрезвычайно интересное, – сказал он. – Подойди к лестнице, и чем быстрее, тем лучше.

Он вглядывался в ее лицо, испытывая угрызения совести из-за того, что так долго у нее не был. Она открыла глаза, но взгляд ее был устремлен в пространство. Понимала ли она, что он говорил, чувствовала ли его прикосновения?

– Вчера вечером был просто невероятный успех. – Он погладил ее руку. – Все, буквально все были там. Даже фрау Меркель. Ну и разумеется, пресса. Во всех сегодняшних газетах передовицы посвящены книге. Тебе это непременно понравилось бы, сокровище мое.

Через наклонное окно в комнату проникали звуки города: звонки трамваев, автомобильные гудки, шум моторов. Дирк Айзенхут взял руку своей жены и поцеловал холодные пальцы. Каждый раз, когда он входил в комнату и видел ее, лежавшую в постели с открытыми глазами, в его душе зарождалась надежда. Известны случаи, когда люди выздоравливали спустя годы пребывания в бодрствующей коме. И сегодня никто не может с уверенностью сказать, что происходит в сознании такого пациента. Дирк знал, что она слышит его. Порой ему казалось, что она реагирует на его голос, отвечает на пожатие его руки – и даже улыбается, когда он вспоминает вслух прошлое или целует ее.

Вполголоса Дирк рассказывал ей о презентации своей новой книги, состоявшейся вчера в здании Немецкой оперы и вызвавшей огромный интерес у представителей средств массовой информации. Он называл имена присутствовавших на ней именитых гостей – политиков, экономистов, деятелей культуры, цитировал поздравления друзей и знакомых. Когда в дверь постучали, Дирк не повернул головы.

– К сожалению, некоторое время я не смогу тебя навещать, поскольку вынужден уехать, – прошептал он. – Но я всегда думаю о тебе, сердце мое.

В комнату вошла Ранка – как ему представлялось, дельная, умелая сиделка. От нее всегда слегка пахло лавандой и розами.

– Господин профессор, вы находитесь здесь уже достаточно долго. – В ее тоне послышалось неодобрение, но Дирк не собирался оправдываться.

– Привет, Ранка, – сказал он. – Как дела у моей жены? – Обычно сиделка подробно рассказывала о буднях Беттины, о прогулках на балконе и положительной динамике, выявленной во время сеансов психотерапии. Сегодня ничего подобного не было.

– Хорошо, – только и ответила Ранка. – Как всегда, хорошо.

Это плохо. Дирк Айзенхут не желал слышать о том, что ничего не изменилось. Отсутствие изменений – это регресс. Поначалу процесс ранней реабилитации протекал успешно, и состояние Беттины, благодаря стимулирующим процедурам, сеансам психотерапии и логопедии, медленно, но неизменно улучшалось. Она вновь научилась самостоятельно глотать, и со временем отпала необходимость сначала в трахеотомической трубке, а затем и в желудочном зонде. Шанс на выздоровление при апаллическом синдроме составляет 50%. Будучи ученым, Дирк прекрасно понимал, что никакой гарантии нет и как мал этот шанс – пятьдесят процентов. Если в течение года не происходят заметные улучшения физических и психологических показателей и пациент продолжает пребывать в бессознательном состоянии, нужно переходить к фазе F. Научное определение этой фазы реабилитации звучит следующим образом: «долговременное активизирующее лечение». И это означает утрату всякой надежды на выздоровление.