И однако, как мистер Рикер говорил на каждом занятии. И однако!

Теперь «однако», очень даже большое, касалось Тины. Многие ее подруги из прежнего района в Уэст-Сайде, включая Барбару Робинсон, которую Тина обожала, собирались продолжать обучение в Чэпл-Ридже, частной школе с прекрасной репутацией: многие и многие ее выпускники поступали в хорошие колледжи. Мама сказала Тине, что они с папой не представляют себе, как им удастся перевести ее в Чэпл-Ридж сразу из средней школы. Рассматривался только второй год обучения, и то при условии, что финансовое положение семьи улучшится.

– Но я там никого не буду знать, – ответила Тина и заплакала.

– Ты будешь знать Барбару Робинсон, – возразила мама, и Пит (он подслушивал в соседней комнате) мог сказать по ее голосу, что она тоже на грани слез. – А также Хильду и Бетси.

Но Тинс была младше тех девочек, и Пит знал, что только Барбс могла считаться настоящей подругой его сестры, когда они жили в Уэст-Сайде. Хильда Карвер и Бетси Девитт скорее всего Тинс и не помнили. Как через год-другой забудет ее и Барбара. Их мама, похоже, мало что помнила о старших классах и о том, как быстро забываются в них друзья детства.

Ответ Тины на удивление кратко и точно облек эти мысли в слова:

– Да, но они не будут знать меня.

– Тина…

– У вас есть деньги! – воскликнула Тина. – Эти загадочные деньги, которые приходят каждый месяц. Почему я не могу получить часть на Чэпл-Ридж?

– Потому что мы до сих пор не оправились от трудных времен, милая.

На это Тина возразить ничего не могла, потому что мама сказала правду.

Его планы на обучение в колледже представляли собой еще одно «однако». Пит знал, что для некоторых его друзей, может, для большинства, колледж находился на орбите одной из дальних планет Солнечной системы. Но если он хотел поступить в хороший колледж (Брауновский, шептал его разум, диплом по английскому языку и литературе Брауновского колледжа), заявление следовало подавать рано, еще в первом семестре выпускного класса. Заявления сами по себе стоили денег, как и летние занятия, без которых он никак не мог обойтись, если хотел набрать как минимум 670 баллов в математической части Школьного оценочного теста. Он работал в библиотеке на Гарнер-стрит, но тридцать пять долларов в неделю погоды не делали.

Бизнес отца потихоньку разрастался и теперь требовал офиса в деловой части города, вот вам и «однако» номер три. Помещение с низкой арендной платой на верхнем этаже, зато в деловом центре, могло принести дивиденды, но означало предварительные затраты, а Пит знал – пусть даже никто не говорил об этом вслух, – что отец рассчитывал на загадочные деньги, чтобы удержаться на плаву в начальный, критический период. Они все делали ставку на эти загадочные деньги, и только Пит знал, что они иссякнут до конца четырнадцатого года.

И да, конечно, что-то он тратил на себя. Не огромные суммы – это вызвало бы вопросы, – но сотню там, сотню здесь. Блейзер и туфли для поездки с классом в Вашингтон. Несколько дисков. И книги. Он стал фанатом книг, прочитав записные книжки и влюбившись в творчество Джона Ротстайна. Начал с его современников-евреев, Филипа Рота, Сола Беллоу Ирвина Шоу (роман «Молодые львы» казался Питу невероятно завораживающим, и он не понимал, почему это не классика), а потом увеличил охват. Всегда покупал книги в бумажной обложке, но и они стоили от двенадцати до пятнадцати долларов, если не удавалось найти подержанные.

«Победитель на деревянной лошадке» произвел на Пита столь сильное впечатление, потому что он буквально слышал шепот собственного дома: