Думаю, Вальке это нужно не меньше, чем мне, слишком долго ее мучили эти глюки с трупом мамаши, я представить даже не могу, что ей пришлось пережить, – ведь для нее это было реально! И когда это вдруг прекратилось, она не готова остаться одна, она боится, что мама вернется, и это вполне может быть, времени прошло еще мало, так что наше сосуществование взаимовыгодно. Поскольку она связывает свое спокойствие с моими действиями и моим присутствием и теперь очень боится, что в один прекрасный день я съеду.

Она же не знает, что съезжать мне некуда.

Вот потому я уже пятый день живу в ее квартире, и на удивление Валька мне совсем не мешает, а уж она-то как рада, что я живу на ее диване, – передать нельзя. Призрак умершей мамы ее больше не посещает, и она заметно лучше выглядит, даже похудела. Просто перестала заедать стресс, вот и все.

А главное, искать меня здесь точно никто не будет.

– Смотри, Светк!

Валька сует мне газету, которую обнаружила в почтовом ящике.

– Что там?

Мне лениво читать местную прессу, да еще из такого допотопного источника, как бумажный носитель, но Валька не отстанет, я знаю.

– Ужас, вот что! – Валька тряхнула передо мной газетой. – Сама посмотри, вот как можно жить в таком мире? Я просто умираю всякий раз, когда читаю о таком.

Мир – это то, что мы строим вокруг себя, это большая игровая площадка с горками, каруселями и прочим игровым реквизитом, который помогает нам скоротать игру, но иногда и калечит. И конечной цели мы не знаем, как и даты окончания игры. Нам, конечно, намекнули, что вострубит, дескать, ангел – и тогда уж кто не спрятался, тот сам виноват, но когда конкретно объявят конец игры, мы все равно не знаем. А потому возмущаться несовершенством мира смысла нет, ведь это мы его таким делаем, никак не избавляясь от недостатков, а культивируя их. А ведь игра не бесконечна, и когда она закончится, каждый останется в том состоянии, которого достиг до звонка «стоп!», и дальше уж останется там, где был, никакого совершенствования, если кто еще не понял.

– Убийство, смотри. – Валька вздыхает. – Я представить не могу, как можно такое сделать! Лишить жизни другого человека, это же страшно!

Я молча киваю, вспоминая папашу да и еще кое-что. Вся история человечества – это история убийств, жестокости и поиска путей к утилизации отходов. Став взрослыми, люди перестают замечать красивое и принимаются крушить все вокруг, как малахольные. А потом плачут: мир ужасное местечко!

Все-таки сложно быть Другим Кальмаром.

«Убийство жены известного бизнесмена». Мастер заголовка, уровень «БОГ»!

Тут меня никто не удивит – я насчет этого убийства в курсе дела, просто гораздо меньше, чем принято считать, но и этого достаточно, чтобы вдруг утром обнаружить себя мертвой.

– Так это две недели назад было, а газеты до сих пор булькают, надо же.

– Красивая какая была… И имя такое – Валерия. Вот нравятся мне такие имена, знаешь – Валерия, Юлия, Лидия…

– Прекрасные имена, римского происхождения. Женщин там считали за скот, а потому собственных имен они не имели, получали имена – производные от имени отца, например. А так ничего, имена отличные. – Я бегло просматриваю статью. – Надо же, убили в подворотне… Что жена известного бизнесмена в той подворотне делала?

Убили-то ее совсем не там, но полиция, похоже, этого так и не выяснила.

– Вот я тоже об этом подумала. – Валька вздыхает. – Убили ножом, изрезали, не иначе – маньяк объявился, кому еще могло бы понадобиться убивать несчастную женщину таким зверским способом?

Несчастной Валерия Городницкая никак не была, а была ужасной сплетницей, и убить ее мог любой, кто был с ней знаком, и я тоже, только я точно этого не делала.