Как бы то ни было, теплое уютное чувство долгожданной цельности с сильным и добрым человеком вполне можно было назвать любовью.

Хотя никакого приданого у Андрея не было, о чем так беспокоилась прагматичная его теща, дал он семье выше всяких ожиданий. Талантливый, энергичный, он вскоре занял один из руководящих постов в их издательстве, деньги у них были, х о р о ш и е деньги, так что Надина зарплата составляла до смешного незначительную долю их бюджета.

После рождения их первого сына Надя поняла, что детское чутье ее не обманывало. Именно в собственной семье обрела она наконец счастье. Она совершенно переродилась, почти забыв о тягучем одиночестве своей юности.

Новая жизнь раскрыла в ней настоящий ее дар: она стала писать картины, в которых отразились данные ей природой радость и теплота. Она сильно уставала от множества никчемных слов, посылаемых ей запутавшимися в липкой житейской паутине женщинами, а также от своих, скорее всего, бесполезных советов, тоже состоящих из профессионально нанизанных одно за другим слов, слов, слов. Молчаливая работа с красками помогала уйти от всего этого, полностью погружала в иную, ее собственную, реальность.

Дед сокрушался, что сразу не отдал Надю в художницы, хотя ведь что-то такое в ней видел: повел же ее, восьмилетнюю, в изостудию Дворца пионеров.

Руководитель кружка посадил очередное юное дарование рисовать вместе со всеми большую гипсовую руку. Рука выглядела нечеловечески совершенной. Надя долго разглядывала ее, сравнивая прекрасные длинные пальцы и ровные ногти образцовой руки со своими, корявыми, в заусенцах. Оказывается, одна рука, да что там рука, палец, ноготь могли поведать о величии или ничтожестве того, частью кого являлись. Пораженная этой мыслью, Надя принялась изучать каждую мельчайшую складочку гениальной руки, чтобы утвердиться в собственном открытии.

Так занятие и кончилось. Она успела впитать в себя дивный образ. На чистом листе бумаги не было ничего. Пока не было. Но запас терпения у взрослых слишком мал, а суд слишком скор.

– Не хочешь – не надо, чего только час просидела, – решил опозоренный дед, уводя внучку в реальный мир малозначительных лиц, пальцев, тел.

Рука, как потом оказалась, была слепком творения Микеланджело.

Значит, проклевывалось у нее художническое чутье. Но опять же: все к лучшему– не усох ли бы зачаток ее дарования под гнетом классических образцов?

Вообще с течением жизни она стала понимать, что все действительно происходит во благо и именно тогда, когда это нужно, ни раньше, ни позже. Если что-то требует невероятных усилий, никак не дается, лучше отступиться, это не твое. Или пока не твое. Когда настанет время, получишь с легкостью. Будто чудо произойдет. Она сама была свидетелем настоящего чуда в их собственной квартире.

Они жили в тихом арбатском переулке, в доме, построенном в начале прошлого века. Надя иногда думала о настоящем его хозяине: создал человек для своей семьи такую красоту, все так гармонично, продуманно, по-старомосковски уютно, рядом с изумительно красивой церковью, золотые купола в окошки сияют, дворик дремотно-очаровательный, хоть и небольшой, а со своими тайнами вековых вязов, с махровой сиренью. Мечтал, наверное, владелец, что заживут счастливо его потомки в этом просторном трехэтажном особняке в пятнадцати минутах ходьбы до Кремля.

Не тут-то было. Произошел предрекаемый всеми, кому не лень, конец света, «кто был никем, стал всем», и в эпоху засорения душ и мозгов шлаками сатанинской гордыни все заполнила человеческая нечисть.