– Коньяку!

Пока она возилась с подносами и рюмочками, Капустин предложил знакомцу свою фляжку. Винглинский глотнул, потом еще, и начал плеваться, как будто после первого глотка не распробовал, что ему дали за дрянь. И без промедления перешел к делу:

– Ее надо убирать.

Капустин сразу понял, о чем идет речь. У него была коекакая информация о стиле отношений, которые сложились между самостоятельной девушкой и ее патроном.

– Как?

– Как хочешь.

– Не нервничай. Ну пропала, ну найдется.

– Уже нашлась.

– Да-а?

– И снова пропала.

Капустин почувствовал, что разговаривать ему с Винглинским будет трудно. Каждая девушка имеет право на выкрутасы, но не в таком все же количестве и не настолько за пределами своего профессионального статуса. Он попытался начать издалека:

– Помнишь, ты как-то говорил, что вы начинаете срабатываться…

Олигарх замахал тонкими руками:

– Ну, хва-атит, Кирюша, не лови меня на слове, причем Бог знает когда ляпнутом.

Капустин тихо усмехнулся:

– Ну и как ты мне прикажешь это преподнести шефу? Винглинский подумал несколько секунд.

– Во-первых, я сам Андрюше позвоню, во-вторых, сообрази что-нибудь. Нельзя ее держать поблизости от этого дела. Эта афера так раздулась, что если как следует лопнет… Понимаешь, она, видите ли, верит, что этот сибирский бензин настоящий. А мне давно уже один из братьев проговорился, как они дурят общественность. Вернее, один дурит, а второй верит. На чем все и держится.

Капустин сам отпил из фляжки.

– Хваткие мужички.

– Они свое получат, – сказал олигарх таким тоном, что нельзя было понять – радоваться надо за «мужичков» или бояться.

Капустин взвесил фляжку в руке.

– Но знаешь, что я тебе скажу? Твоя история со сверхбензином теряет актуальность. Вернее, не так: она отходит на второе место, в тень.

Олигарх медленно – с той скоростью, с какой доходило до него сказанное, – повернулся к нему.

– Что ты имеешь в виду? Капустин опять отхлебнул.

– На настоящий момент непонятно, в каком виде нам нужна эта «чистая сила» – в работающем или в разоблаченном.

Винглинский сделал нервный жест рукой:

– И мне непонятно, что ты там говоришь. У меня стол завален контрактами на выступление этих лесовиков с их черепахой сразу в восьми штатах и в Монако. А я при этом знаю, что это надувалово.

Капустин успокаивающе положил руку ему на плечо:

– Ну, отправь одного, того, кто дурит, пусть распинается. Пусть говорит, что нет средств для доставки настоящей аппаратуры из Калинова, а она скрыта на дне какого-нибудь атомного колодца, а поверх него курган.

Винглинский сплюнул.

– Это пурга. Дешевая, и даже очень дешевая. Собеседник развел руками:

– А нам больше на настоящий момент ничего и не надо. Мы переносим попытку на более высокую высоту, извини за стиль.

– Что это значит?

Капустин допил коньяк, спрятал фляжку в карман.

– А мы начинаем выборы президента.

– Барбадоса? – спросил разбито и опустошенно олигарх.

– Зачем? Президента России. Без булды, как говорят не знаю где. И хочешь узнать, кто будет претендент и кандидат? Молчишь – значит, очень хочешь. Андрюха. Андрей Андреевич.

Винглинский снова сплюнул в бездну крутящейся метели.

– Что-то потерял я чувство юмора.

– Это правильное ощущение… Итак, Андрей Андреевич Голодин, и ни граммом меньше.

Винглинский помял виски.

– Знаешь, такая дичь все это, что хоть верь. Капустин спрятал пустую фляжку в карман.

– Еще совсем немного – и начнешь. Твой статус главного финансового стержня сохраняется, ну, естественно, «там», на Восточном побережье, мы получаем очень толстый денежный кран. Так вот, твое положение в схеме почти прежнее, только не вшивых, подпольных профессоров будем мы продвигать в человеки, а бывших вице-премьеров. А ведь он не сразу согласился. Кому рассказать!.. Уговаривать пришлось, умные исторические факты цитировать. Но теперь все, конь бьет копытом.