– Значит, по-твоему, Юстиция не умерла – просто у нее небольшая дырка во лбу, да? – спросил Колин.

Я взглянул на него. За ходом мысли Колина трудно угнаться, но мы познакомились еще в начальной школе, и с тех пор я успел научиться угадывать ассоциативные связи у него в голове. Он слышит рев мотоцикла, вспоминает своего сына Брэда и банду «Хаос» – они носят мотоциклетные шлемы, на которых намалевана богиня правосудия Юстиция, та самая, что стоит с завязанными глазами, а в руках держит весы. Вот только у их богини во лбу здоровенная кровавая дырка от пули.

– Она ударилась головой и потеряла сознание, – сказал я, – но мне кажется, правовое государство пока еще способно подняться.

– А я всегда считал это наивным, знал, что рано или поздно все станет как сейчас и положиться можно будет лишь на самых близких. И кто из нас оказался прав, а, Уилл?

– Люди будут бороться с твоей энтропией, Колин. Люди ищут, где лучше, им нужно цивилизованное общество, им нужна власть закона.

– Если людям что и нужно, так это месть за пережитую несправедливость – для этого и существовало правовое государство. А когда правовое государство с этой работой не справляется, люди берут дело в свои руки. Вспомни историю, Уилл. Кровная месть, вендетта, когда сыновья и братья мстят за своих отцов и братьев. Оттуда мы вышли и туда возвращаемся. Потому что это затрагивает наши чувства, уж так мы, люди, устроены. Даже ты, Уилл.

– Я тебя услышал, но не соглашусь. Для меня разум и гуманизм выше желания отомстить.

– Да ни хрена подобного. Притворяешься ты хорошо, но я-то понимаю, какие чувства тебя раздирают. И тебе не хуже моего известно, что чувства всегда – всегда – побеждают разум.

Вместо ответа я посмотрел вниз, на улицу, по которой мчался мотоцикл. Рев стих, однако огонек по-прежнему мерцал в темноте, и я надеялся, что это тот же самый мотоцикл. Сейчас нам нужен свет, а еще нужна надежда. Потому что он прав. Колин всегда прав.

Я сбавляю газ. Здесь, в самом конце улицы, нет ни людей, ни машин, но, чтобы не привлекать внимания, у меня включены только подфарники, поэтому следить приходится в оба, иначе угодишь в колдобину. С ума сойти – бензин у всех давно кончился, а гранат – хоть задницей жуй, и с каждым днем кидают их все чаще.

Я притормаживаю. Нет, колдобин на дороге не было, но впереди мелькнул огонек карманного фонаря. На следующем перекрестке окопалась шайка отморозков. За ними беззвучно догорал автомобиль.

Вот дьявол, они на дороге еще и ленту-ежа растянули. Затормозив, я смотрю в зеркало. Так и есть, свет стоп-огней выхватывает из темноты фигуры позади меня. Они выходят из-за домов по обе стороны улицы и тянут за собой ленты-ежи, чтобы отрезать путь к отступлению. Мне понадобилось две секунды, чтобы сосчитать их: двенадцать, шестеро спереди и шестеро сзади; судя по всему, лишь четверо вооружены, двигаются как подростки, и у них нет никаких знаков, свидетельствующих о принадлежности к группировке. Плохая для меня новость заключается в том, что они, похоже, ограбили полицейский участок – иначе где бы они еще раздобыли ленты-ежи? – а значит, они довольно смелые. Или, вернее сказать, отчаянные. Хорошая новость: выстроились они бессистемно, следовательно, у них никакого особого опыта нет, они либо тупые, либо полагают, будто возьмут количеством.

В пятидесяти метрах от них я останавливаюсь и снимаю мотоциклетный шлем. Поднимаю его повыше, чтобы каждому было видно.

– «Хаос»! – кричу я в надежде, что они разглядят рисунок на шлеме.

– Что за херня, это ж телка! – говорит кто-то из них.