Мира лишилась матери, когда ей едва исполнилось девять лет. Женщина просто не проснулась в один из теплых летних дней. Девочка не сразу поняла, что произошло, пыталась разбудить маму, согреть ее холодные руки, целовала бледное лицо. Потом рыдала несколько часов, и некому было ее утешить. Лишь поздно вечером пришел кто-то из селян, так и не дождавшись Эльмы, помогавшей его жене с прополкой огорода. Мужчина ворвался в дом с криком и бранью, но быстро замолчал, когда увидел маленькую девочку, свернувшуюся клубочком на постели, которую она делила с мамой. С досады селянин крикнул что-то злое и ушел.

На следующий день появилась незнакомая женщина, которая представилась теткой Миры. Она навела в доме порядок и организовала похороны сестры. Никогда еще девочка не видела так много посторонних людей одновременно. Со страхом и недоверием взирала на них снизу вверх, а те отвечали любопытными взглядами и что-то непонятное говорили об Эльме.

Простившись с матерью, Мира отправилась в дом тетки.

– Что мне только делать с тобой? – причитала Сильма всю дорогу. – И бросить нельзя, чай, не чужая, и лишний рот мне ни к чему.

– Я работать могу, помогать буду, – прошептала Мира.

Больше всего на свете она боялась остаться совсем одна. Страх был настолько силен, что девочка действительно была готова взяться за любую посильную работу. Еще она хотела есть так, что даже живот сводило от боли. Только стеснялась признаться в этом строгой женщине, хотя ничего не ела со вчерашнего утра.

– Тощая такая, – продолжила Сильма, – едва ли от тебя будет прок, но посмотрим. Что умеешь?

Девочка торопливо перечисляла все то, чему ее успела обучить мать, надеясь, что тетка все же разрешит ей остаться. Та только качала головой, не говоря ни «да», ни «нет».

Так незаметно они добрались до дома Сильмы. Женщина остановила повозку, запряженную низкорослой гнедой кобылой, и приказала спускаться. После землянки дом тетки казался просто огромным, как те дворцы, о которых говорилось в сказках. Их во множестве знала Эльма и каждый вечер, расчесывая густые светлые волосы дочери, рассказывала одну из них.

Двухэтажный деревянный сруб был огорожен высоким забором. За ним располагался двор с множеством хозяйственных построек, откуда слышались голоса домашних животных. Десятки кур и уток по-хозяйски расхаживали, втаптывая сильными лапами в землю зерно, которого хватило бы на целый хлебный каравай. Сад манил еще зелеными яблоками и грушами. Девочка с удивлением взирала на все это богатство и недоумевала, почему тетка никогда не приходила к ним, когда ее сестра была жива. Почему ни разу не поделилась хотя бы куском хлеба, когда Эльма отдавала дочери последнее, часто засыпая голодной.

Живот предательски заурчал. Женщина бросила недовольный взгляд на ребенка, сняла узел с ее вещами с повозки и передала парню пятнадцати лет, приказав отнести их в дом.

– Что же мне с тобой делать? – повторила Сильма.

Она провела девочку на кухню, посадила за высокий чисто выскобленный стол, собрала нехитрый ужин. Мира старалась есть аккуратно, не набрасываться на еду, как голодный зверек. Отламывала свежий ароматный хлеб маленькими кусочками, мелкими глотками пила еще теплое молоко, чтобы ненароком не разозлить строгую хозяйку. Эта простая еда казалась ей самой вкусной на свете. Закончив есть, она собрала в ладошку крошки со стола и проглотила их под внимательным взглядом женщины.

– Вот как мы порешим. Жить останешься у меня, будешь помогать по хозяйству. Рабочие руки лишними не бывают, а тебе хотя бы платить не придется. Будешь стараться, я тоже тебя не обижу.