– Ребятушки, хорошая она. Никому никогда зла не делала.

– Ведьма она, мать! – сочувственно ответил тот. – Не можем мы её вам оставить. Ведьмы сейчас на особом счету…

– А люди, люди на каком счету? – выкрикнул кто-то тонким старушечьим голоском. – У нас ни лекаря, ни знахаря! Инквизиция нам их отправит? Да коли и отправит, так драть будет с нас три шкуры. А Рейя… – голос захрипел и пропал. Кто-то яростно прикрыл старушке рот.

Толпа ещё шумела, когда меня провели к амбару старосты. Раскрыли ворота и приковали одной ногой к столбу, что служил ему опорой. Я посмотрела на цепь. Не тяжёлая, я бы даже сказала тонкая, но я ощущала, что не порвать мне её, не освободиться. На цепи лежало заклятие инквизитора против ведьмы.

Боел довольно скалился, выглядывал из-за спины одного из ищеек. Я подняла на него взгляд. Теперь мне уже нечего было терять, и я, мрачно сплюнув, чётко произнесла:

– Не быть тебе ни отцом, ни вдовцом, ни мужем, ни сыном, одному по свету ходить, тропу топтать, радости и удовольствий не знать. Живи, о смерти проси, да не получай, меня каждый день вспоминай.

И плюнула ещё раз, размазав это по земле. Бабки, собравшиеся у ворот амбара, креститься начали. Женщины шарахнулись в сторону.

– Ведьма! – завизжал Боел. Схватил ищейку за рукав и дёрнул. – Сделайте что-нибудь. Она меня прокляла!

Ищейка повернулся к нему. Стянул капюшон и ухмыльнулся.

– Ну и прокляла, что с того? Или ты не знал, что если ведьме сильно насолить, то она и проклясть может? А может, ты совсем дурачок?

– Сделайте с ней что-нибудь! Накажите! Лишите колдовства! – визгливо вопил парень.

Ищейка недобро сощурился.

– Всё, что в рамках нашего исполнения, мы сделали, остальное – не наше дело. Если есть претензии к этой ведьме, обращайтесь в суд инквизиции. Такие дела они разбирают. А мы лишь ищейки. Не в наших правовых нормах судить и наказывать ведьм.

Он рванул руку, высвобождая её из пальцев парня. Тот повернулся и бросился к старосте. Нут стоял, угрюмо смотря на меня. Вздохнул, опустошённо махнул рукой и пошёл из амбара.

– Батя, отец! – закричал, кидаясь вслед ему, сын.

Люди у амбара расступились пропуская их.

Ищейка шикнул на толпу, и обравшиеся начали расходиться. Он повернулся ко мне. Второй ищейка принёс к столбу охапку сена.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Не думала, что ищейки церемонятся с ведьмами.

Мужчина вздохнул.

– Ведьмы разные встречаются. Иногда такие, что муторно от дел её становится. Страшно. Гадливо. А бывают такие, как ты. Цепи замыкаешь на ней, а самому стыдно и жалко. Да нечего тут не поделаешь. Время такое.

К нам подошёл его напарник. Положил ему руку на плечо, словно призывая поторопиться. Ищейка кивнул мне.

– Завтра заберут тебя. Дар в тебе хороший, я думаю, оставят в городе. На войну не попадёшь.

Сказал и снова вздохнул. Я усмехнулась.

– Лучше тогда уж пусть отправят в самую горячую точку, чтобы не мучиться.

– Может, и повезёт, – сказал он задумчиво. Отвернулся и вместе с напарником пошёл из амбара, не прощаясь со мной.

Я прислонилась спиной к столбу и медленно села. Солнечный день к обеду сменился. Небо затянуло тучами. В тонкие щели амбара уже не проникали яркие лучики. Стало серо, словно поздним вечером.

Когда прогремел первый гром и все разбежались по домам, ворота амбара тихо приоткрылись, и ко мне вошла бабка Аринка. С собой она принесла хлеба и молока. Села рядом, отломила ломоть, мне дала, рядом кувшин поставила. Вздохнула, смотря, как я жую.

– Знаешь, мы же все догадывались, – сказала она с сожалением. – Между собой перешёптывались бабки. Все надеялись, что инквизиция стороной тебя обойдёт, не пронюхает. Чтоб Боелу неладно было. Вот же редкая скотина. Ты кушай, кушай, родная. Прости, что помочь мы тебе ничем не можем. Детки у нас. А инквизиция на расправу быстра. Но знай, мы очень сожалеем и совсем не хотели, чтобы так всё вышло. Ты хорошая. Полюбилась всем. И мать твоя хорошая была, скольких спасала, вылечила и никогда ничего не просила. Прости нас, девочка.