– Вода – это очень хорошо, – повторил Эйт, глядя на вероятных мертвецов, а пальцы уже нашарили в потайном кармашке один из накопителей. – Жаль, что у меня с водой не очень.

Вытащил из волос заколку и острым концом нашкрябал на деревянных боках, где дотянулся, знаки «переход», «камень» и «порог». Один над другим. Наставник по тайнописи всегда свой длинный нос морщил, когда его художества видел, но тут и кривых рун достанет. Камушек потускнел, знаки затлели и впитались в поверхность.

Первых двух Вейне снял кинжалами. А потом сзади закричали, завыли и недотепа, сунувшися к Эйту с коротким дрянным мечом, отвлекшись на крик, осел на землю с рассеченной скаашем шеей. Из тонущей в серой мгле Горловины бежали вперемешку и те, кто ехал в обозе, и напавшие, потому что следом шли они – порождения тьмы Янэ, упавшей с неба, твари из пепла и черно-красного пламени, кривые уродливые тени, похожие на живущих лишь тем, что имели две ноги, две руки и голову.

– Эй, – Вейне пнул по сапогу, – живой?

– Ы-ы-ыгы.

– Бочки вниз и на дорогу лей, где достанешь, еще поживешь, подберутся близко – в харю плеснешь и ходу. Лучше стрела в зад, чем эти.

– К-к-кто? – отчаянно храбрящийся возница с трясущимися белыми губами выскребся из-под телеги. – К-кто эти?

– Пепельники. Ну, я пошел.

Снова что-то орал, срывая голос, Хафтиз. Плюхала, проливаясь на усыпанную пеплом дорогу, заговоренная вода. Эйт юркнул вперед, подобрал свои кинжалы. Выпрямился. Хрупнуло под ногой просыпавшееся зерно, над ухом свистнуло, и в капюшоне застряла светлая стрела с рябым оперением.

Вейне шел туда, откуда бежали, к не успевшим выйти из Горловины телегам попутных. Кто поумнее или не до конца одурел от ужаса, рванули прочь от дороги, часть ломилась вперед.

Кейтара так и осталась лежать на телеге вместе с прочими вещами и ее было ужасно жаль. Кейтару, не телегу.

– Ты такой придурок, Эйт. Мир таких придурков еще не видел. Из-за взгляда в спину… Из-за несостоявшейся каши вскладчину… Из-за дурацкой песни про дорогу, которую один полоумный и уже мертвый идиот сочинил, а другая, перевирая слова и мелодию пела…

Остановился, пропустил бегущих.

Не все… Было больше… Остальные еще там?

Лицо обожгло ледяными хлопьями, дернуло по нервам исковерканной уродливой не-жизнью. Криво намалеванные углем на стене силуэты. Тени во мгле.

Ближе…

Потянулся за спину.

Замок на запечатанных ножнах разошелся сам, стоило пальцам сомкнуться на шершавой рукояти. Коснувшаяся кожи округлая гарда казалась теплой, повязка поперек ладони немного мешалась. Правая рука отвыкла к тяжести клинка, чаще удерживая кейтарный гриф или кружку… Предчувствуя долгожданную встречу, струной запел в левой руке скааш. Покидающий ножны скаир словно вздохнул, и темное лезвие отозвалось светлому на тон ниже. Взмах, вращение…

Хаэлле́ ане́ сит’фиелле́[2], скае’ири. Свет и Явь, старший брат.

֍ ֍ ֍ ֍ ֍ ֍ ֍ ֍ ֍

[1] Тар’раен — ураган, буря (таэ̒р — тьма, ра̒ене — бежать); плохое предчувствие, от устойчивого выражения фатаен таэр’ран — предвестник чего-то плохого (фатаен — новости).

[2] Хаэлле́ ане́сит’фиелле́ – Свет и Явь, приветствие, устойчивое выражение (хаэлле́ — бесконечный свет, существование; ане́ — рядом; здесь и (союз); сит’фиелле́ — букв. видимая жизнь, физическая сторона существования).

13. Глава 12

Глава 12

Итогом самоубийственной спасательной вылазки стал мечущийся по сторонам мужик, которому Эйт пинком задал нужное направление, и молодка с пустыми глазами, забившаяся в угол фургона и прижимающая к себе какой-то сверток. Очнулась, когда он, убрав скааш, дернул куль на себя и только потом сообразил, что это полузадохшийся, так сильно она его к себе прижимала, ребенок. Отпустил, и они завопили разом, девка и младенец. Две пепельные твари тут же полезли в фургон. Отмахнулся скаиром, проделал в тенте дыру, выволок упирающуюся мамашу за загривок и тащил дальше. Пожертвовал пепельникам плащ, тут же вспыхнувший, едва его край оказался в разваливающейся и собирающейся снова руке – чуть расстегнуть успел. И прическу проредили. Как раз с той стороны, где каурая подбиралась.