– Ах, ну, возможно, и не надолго, – таким оказался ответ ее соседа по столу, – потому-то, разве вы не понимаете? Я – это выход.

Было очевидно, что такое возможно, несмотря на полное отсутствие в нем эффектности: выход и виделся именно в этом отсутствии. Привлекательная девушка, которую Милли не выпускала из виду, поразительная племянница миссис Лоудер, тоже, как она заметила, то и дело взглядывавшая на нее, вероятно, могла бы стать выходом, так же как и он, ведь и в ней отсутствовала эффектность, хотя, насколько можно было судить, между нею и лордом Марком, помимо этого, было мало общего. И все-таки что же действительно можно сказать, как понять, к какому предварительному заключению прийти, кроме того, что они каким-то образом оказались вместе в том, что они представляют? Кейт Крой, утонченная, но дружелюбная, смотрела на Милли через стол так, будто и правда догадывалась, как влияет на нее лорд Марк. Если она и правда догадывалась о его влиянии, что она знала об этом и в какой степени успела это влияние испытать? Не означает ли это существования меж ними чего-то особенного, не следует ли ей счесть, что они совместно, двумя своими интеллектами, усиливают вдвое те отношения, в которые она теперь погружается? Самым странным казалось ей то, что ей удается так быстро, каждым секундным взглядом распознать разнообразные признаки неких отношений; такая аномалия сама по себе, если бы Милли уделила ей больше времени, могла бы чуть ли не пугающе подсказать ей, что она обречена торопиться жить. Это была проблема краткости времени и, соответственно, перегруженного сознания.

Таковы оказались безграничные экскурсы духа нашей молодой особы всего-то на званом обеде миссис Лоудер; но что могло быть более значительным и предостерегающим, чем самый факт такой возможности? Чем иным могли быть эти экскурсы, как не частью работы – уже в тот момент – перегруженного сознания? И это действительно было лишь частью работы, как и то, что в это время менялись тарелки, подавались новые блюда, отмечались очередные этапы банкета; приличия требовали, феномены умножались, то с одной стороны, то с другой до нее доносились слова всплесками медленно наплывающего мощного прилива; миссис Лоудер почему-то становилась все более полной и еще более основательной, а Сюзи, на таком расстоянии и по сравнению, выглядела более тонко импровизированной и совсем иной, то есть отличающейся здесь от всех и вся; было всего лишь частью то, что, пока весь процесс шел вперед, наша юная леди сошла с поезда, возвратилась и взяла в руки свою судьбу, словно была способна одним-двумя взмахами крыльев ненадолго поместиться так, чтобы увидеть этой судьбе альтернативу, и судьба предстала перед ней совершенно в том образе и в том месте, где она ее оставила. Образ оказался ее образом в ореоле успеха – ведь лорд Марк заявил, что она имеет успех. Разумеется, это более или менее зависело от его понимания таких вещей, во что она, однако, сейчас вдаваться не собиралась. Но, вскоре вернувшись к разговору, она спросила его, что он тогда имел в виду, говоря о том, что миссис Лоудер станет с ней делать, и он ответил, что об этом можно не беспокоиться.

– Она получит назад, – приятным тоном сообщил он, – свои деньги. – Он мог и такие вещи произносить – что тоже было уникально, – не звуча при этом ни вульгарно, ни «ядовито»; и скоро объяснился, добавив: – Здесь у нас, знаете ли, никто ничего не делает задаром.

– О, если вы это имели в виду, мы вознаградим ее такой высокой мерой, какой только сможем, ничего нет легче. Но ведь она – идеалистка, – продолжила Милли, – а идеалисты, я думаю, в конечном счете