– Чернов и так и эдак видео с домашней камеры вертел, сказал, предмет определенно выглядит как футляр, в котором документы носят, чтобы они не помялись. Например, чертежи всякие. Их в рулон скручивают, – сказал Костин. – Но что внутри находится, непонятно.

– Документы… – тихо повторила я. – Никанор Михайлович понятия не имел, что буфет с секретом, тубус не он прятал. Кто мог это сделать? Строители? Марк? Почему выбрали такое место? Чтобы достать бумаги, надо же войти в чужой дом, открыть сейф – столько сложностей! Сейчас можно арендовать ячейку в банке!

– Значит, деньгохранилище посчитали ненадежным, – сказал Макс. – Возможно, тот, кто велел заховать тубус, знал, что содержимое ему не скоро понадобится.

– Прямо глупая глупость! – воскликнула я. – Предположим, бумаги понадобятся через десять лет, до этого они будут «спать». Но за долгое время могла масса всего случиться! Дом бы сгорел! Или газ мог взорваться! Буфет бы превратился в золу!

– Сейф несгораемый, – напомнил Костин.

– Да, но от взрыва он может развалиться. А если останется цел, то привлечет к себе внимание… И почему именно дом Глазова использован в качестве хранилища?

– Надо еще раз поговорить с Надеждой, – решил Костин. – Она, похоже, очень любит мужа, скорее всего, между ними были доверительные отношения. Супруга может что-то знать. Лампуша, говорить с Вольской лучше тебе, я договорюсь с ней о встрече.

Медицинский центр «Свет надежды» располагается в большом здании. И, что особенно радует, у него есть подземный паркинг.

Я поднялась на первый этаж, оставила в гардеробе свою куртку и получила необычный номерок – большой, прямоугольный, ярко-красного цвета с надписью «Свет надежды», сделанной белой краской. Я положила его в сумку, поднялась на лифте на последний этаж, нашла нужный кабинет и увидела стройную женщину. Та сразу улыбнулась.

– Вы Евлампия? Садитесь, пожалуйста. Чай, кофе?

– Спасибо, недавно выпила чай.

– Ну, тогда просто начнем беседу. Из телефонного разговора с вашим коллегой Владимиром я поняла, что вас интересует мой муж. Между мной и Марком вспыхнула любовь с первого взгляда. У него звучная фамилия, а я просто Вольская. Его родители – люди искусства, а мои – самые обычные, врач и медсестра, они намного беднее. Мы с Маркушей оказались вместе в первом классе, сели за одну парту. И сразу возник отличный тандем. Я хорошо разбиралась в точных науках, а вот с русским языком, в особенности с пунктуацией, была беда. А Марк наоборот. Угадайте, кто за него всегда писал контрольные сначала по арифметике, потом по алгебре и физике? А Коравалли проверял мои диктанты и сочинения. Когда мы сообщили о том, что собрались пожениться, никто из старших не обрадовался. Родители с обеих сторон предлагали подумать, не торопиться. Свекр со свекровью называли меня «хищницей», «охотницей за мальчиком из богатой семьи». А мои считали Марка избалованным дурачком, не способным работать. Скандалы нам закатывали постоянно. Первое время мы пытались объяснить старшим, что у них неверное мнение, но никто нас слушать не хотел. Потом предки, словно сговорившись, попытались поссорить нас. Марку как-то раз вручили билеты в театр, велели пригласить на спектакль дочь подруги его мамы. А к нам зачастила в гости коллега отца, и приходила она вместе с сыном, которому хорошо за тридцать. Не помню, где он работал, но у него были собственные машина, дача и квартира. По тем временам ну очень богатый жених. В конце концов, нам с Марком все надоело, и мы просто пошли в загс. Вот тогда оба набора предков впервые отреагировали одинаково. И мои родственники, и родители Марка объявили: «Решили жить своим умом? Пожалуйста! Но не рассчитывайте, что мы вас содержать станем». А потом выставили нас на улицу.