Внешний мир… Ричард уже успел забыть о его существовании. Тотальная, огромная тяжесть тюремного заключения делала прошлую жизнь чем-то призрачным, ненастоящим. Все другое в этом мире постепенно исчезало из сознания заключенного. Ричард на короткое мгновение вспомнил сладкие образы своей жизни на свободе, удовольствия, которые он получал в то время, и свои идиотские призрачные гражданские права, которыми он тогда пользовался. Его охватила жалость к себе, и он еще раз осознал свою беспомощность.

– Нам сюда. – Ламар без напряжения, плечом высадил боковую запертую дверь.

Четверка оказалась в темном кабинете медицинского администратора тюрьмы доктора Бентина. Этот Бентин был женат на сестре какой-то важной персоны из сената и на работе последние недели не показывался в связи с очередным запоем. Весь персонал тюрьмы об этом прекрасно знал, но особа доктора Бентина являлась неприкосновенной.

Ламар быстро отобрал ключи у злополучного Гарри и освободил себя от цепей. После этого он передал ключи Оделлу, который проделал то же самое. Последним ключи получил Ричард. Пока Ричард возился с кандалами, Ламар занял наблюдательный пост у окна. Они находились на втором этаже. «Боже, – подумал Ричард, – неужели придется прыгать с такой немыслимой высоты?»

– Эге, чертов сын, он все еще здесь, – сказал Ламар. – Припарковался, где и всегда. Значит, нам придется лететь на три метра меньше. Ты не боишься прыгать, Ричард? Здесь всего шесть метров, а приземляться придется на мягкую крышу фургона.

Ричард посмотрел вниз. В семи с половиной метрах под собой он увидел плоскую крышу белого фургона. Откуда Ламар знал, что машина будет стоять здесь?

– Этот парень приезжает сюда каждый вторник и привозит булочки и печенье для торговых автоматов в комнате охраны. Мы спрыгнем на крышу, я заведу эту колымагу, и мы слиняем. Хорошо, что охрана так любит печенье!

Ламар действительно знал об этой тюрьме все. От него здесь не было тайн.

– Долго падать, – забубнил Оделл. – Бо-бо, Оделл бона.

– Нет, Оделл, ты сможешь спрыгнуть, ты же знаешь, что сможешь. Чтобы увидеть маму, надо спрыгнуть, ладно, Оделл? – Он обернулся к Ричарду: – Этот малыш очень любил свою маму. Она была единственным человеком, который хорошо к нему относился, пока не появился я. Его надо отвезти на ее могилу, пока его не убили. А теперь, Оделл, оторви-ка, ко всем чертям, эту железную сетку от окна, чтобы мы могли выбраться отсюда. Да работай побыстрее, а то скоро сюда придут плохие люди и помешают нам.

– Ламар, ты хочешь, чтобы я сам себя связал, – сказал Гарри, – но я думаю, что это у меня не очень хорошо получится, я ведь не смогу как следует сам себя спеленать. Тебе придется скрутить меня как положено.

– Не волнуйся, Гарри. Начинай вязать. Возьми свой ремень и шнур от занавески, а может, ты найдешь кусок пластыря? А мы с Оделлом пока оторвем сетку от окна. Ричард, ты расслабься, сынок, может быть, ты нам понадобишься.

Но он не понадобился. Оделл сорвал занавеску, обмотал ею руки и выдавил стекло. Потом он разобрал врачебное кресло и вооружился металлической стойкой. Действуя ею как рычагом, он ослабил болты, которыми сетка крепилась к стене. Остальное он закончил голыми руками, исполинским усилием отогнув сетку от стены настолько, что в образовавшуюся щель мог свободно протиснуться человек.

В это время Гарри Фант рыскал по кабинету в поисках пластыря и сумел-таки его найти.

– Вот этот пластырь подойдет, – сказал он. – Ламар, может, я сам загоню себе в рот кляп?

– Это прекрасная идея, Гарри. Ты же понимаешь, несколько штрихов сделают картину очень правдоподобной. Вот эта штука подойдет, правда, Ричард?