Причина таилась в его спальне.

На полке в раздувшейся от бумаг картонной папке хранилось досье о гибели Мисси. То, которое он собрал сам за время, прошедшее с похорон. Майлз всегда держал папку здесь, чтобы не забыть, что случилось. Чтобы папка напоминала о деле, которое так и не было завершено.

Напоминала о его провале.

Через несколько минут, затушив сигарету о перила и войдя в дом, Майлз налил себе кофе и отправился к сыну. Заглянув в комнату, он увидел, что Джона еще спит. Вот и хорошо, у него есть немного времени.

Майлз пошел в ванную и включил душ. Прежде чем пошла вода, в трубе что-то долго шипело и шуршало. Майлз вымылся, побрился, почистил зубы, провел расческой по волосам, снова заметив, что их вроде бы стало меньше, чем прежде. Но сейчас не до этого!

Он поспешно натянул форменный мундир и пристегнул кобуру, хранившуюся обычно в сейфе над дверью спальни. В комнате Джоны послышались обычные утренние шорохи. На этот раз, когда Майлз зашел, мальчик глянул на отца припухшими со сна глазами. Он все еще сидел в кровати. Лицо недовольное, волосы растрепаны: очевидно, проснулся не более пяти минут назад.

– Доброе утро, чемпион! – улыбнулся отец.

Джона, как в замедленной съемке, приподнял голову.

– Привет, па.

– Готов к завтраку?

Джона потянулся и громко зевнул.

– А блинчики можно?

– Как насчет вафель? Мы немного опаздываем.

Джона поспешно схватил штанишки, выложенные Майлзом из шкафа еще накануне.

– Ты каждое утро это твердишь.

– А ты каждое утро опаздываешь, – пожал плечами Майлз.

– Тогда буди меня раньше.

– У меня идея получше: почему бы тебе не идти спать, когда велено?

– Но тогда я еще не устаю. Я устаю только по утрам.

– Добро пожаловать в клуб.

– Что?

– Не важно, – отмахнулся Майлз и, показав на ванную, добавил: – Не забудь причесаться, когда оденешься.

– Не забуду, – пообещал Джона.

Все как всегда… как каждое утро.

Майлз сунул вафли в тостер и налил себе еще чашку кофе. К тому времени как Джона оделся и вошел в кухню, вафли лежали на тарелке, рядом с которой стоял стакан молока. Майлз уже намазал их маслом, но Джона любил сам добавлять сироп по вкусу. Майлз принялся за свои вафли, и несколько минут в комнате царила тишина. Судя по виду, Джона все еще пребывал в собственном крошечном мирке, и хотя Майлзу нужно было с ним поговорить, он решил подождать.

Через несколько минут дружелюбного молчания Майлз наконец откашлялся.

– Как дела в школе?

– По-моему, нормально.

Вопрос тоже был частью обычного ритуала. Майлз всегда спрашивал, как дела в школе, Джона неизменно отвечал, что все нормально. Но утром, складывая рюкзачок сына, Майлз нашел записку от учительницы, просившей, если возможно, встретиться с ней сегодня. Судя по тону письма, речь шла о чем-то более серьезном, чем обычный разговор учителя с родителем.

– Как твои занятия? Хорошо учишься?

– Угу, – промычал Джона.

– А учительница тебе нравится?

Джона, продолжая жевать, кивнул:

– Угу.

Майлз подождал, не добавит ли сын что-то еще, но мальчик молчал. Майлз придвинулся поближе.

– Почему же ты ничего не сказал о записке?

– Какой записке? – удивился сын.

– Той, что я нашел у тебя в рюкзаке. Которую ты должен был показать мне.

Джона снова пожал плечами:

– Наверное, я забыл.

– Как можно такое забыть?

– Не знаю.

– Может, тогда знаешь, почему она хочет меня видеть?

– Н-нет, – нерешительно пробормотал Джона, и Майлз сразу понял, что он говорит неправду.

– Сын, у тебя неприятности в школе?

Джона моргнул и поднял глаза. Отец обращался к нему именно таким образом, если мальчик делал что-то дурное.