– Так я и знала, что ты это скажешь.

– Нам стоит это сделать. В смысле, мы ведь и так живем как…

– Ты никак не хочешь сдаться, верно?

– А почему я должен сдаваться, если дело касается тебя? – поинтересовался я.

– Лесть не приведет тебя…

– Еще как приведет, – сказал я, прижимая ее к себе. От души поцеловал.

Тогда она взяла мое лицо в ладони и внимательно посмотрела на меня.

– Думаешь, мы об этом не пожалеем? – спросила она.

– Ты знаешь, что нет.

– Тут и конец нашим мечтам насчет искусства.

– Мы обязательно своего добьемся.

– Может быть… но если я когда-нибудь, вообще когда-нибудь заговорю о том, что надо переехать в пригород, пристрели меня.

Я не стал напоминать ей об этих словах через тринадцать месяцев, когда она в панике позвонила мне в офис.

– Ты должен немедленно приехать домой, – сказала она, явно с трудом удерживая себя в руках. Мое сердце остановилось. Адаму едва исполнилось шесть месяцев. «Смерть в колыбели», менингит, детский энцефалит…

– Скажи мне… – начал я.

– Блевотина, – зарыдала она. – Он весь в блевотине. Черт бы побрал этого придурка…

Упомянутый придурок был бомжем, который устроился в аллее напротив нашей квартиры на Кинг-стрит. Бет, которая все еще была в послеродовом отпуске, пошла с Адамом прогуляться. Внезапно этот тип появился на ее пути. Его белая борода до пояса вся заскорузла от слюней и соплей.

– Миленькая мамочка, славный гребаный малыш. Дай дяде доллар, а? Всего лишь один…

Но он не успел закончить фразу, внезапно позеленел и вывалил весь свой ленч на Адама. Бет завизжала, Адам закричал, бомжа забрали два подъехавших в патрульной машине копа, а позднее в тот день педиатр взял у родителей Адама двести долларов в обмен на заверение, что их ребенок не мог подхватить ВИЧ, гепатит или бубонную чуму, искупавшись в блевотине уличного бродяги. Еще через десять дней, когда мы гуляли с Адамом в парке на Вашингтон-сквер, колеса его маленькой коляски с громким хрустом давили пустые ампулы, и я предложил поискать для нас дом в Коннектикуте.

– Поверить не могу, что мы до этого дошли, – сказала Бет, когда я предложил купить дом в Нью-Кройдоне.

– Я тоже. Но послушай, мы оба будем в городе каждый день, так ведь? А Нью-Кройдон прекрасный город для детишек. Ты же сама говорила, что не хочешь растить своего ребенка в Калькутте.

– Я знаю, что я говорила. Я знаю все, что ты можешь сказать.

– Послушай, если мы не выдержим, мы продадим дом и снова вернемся в город.

– Никогда мы не вернемся, – мрачно сказала она.

«За забором» – третий роман, который Бет начала писать через несколько месяцев после того, как мы переехали в Нью-Кройдон. Я получил очередную прибавку к зарплате и был настолько этим горд, что в приступе благодушия совершил большую ошибку – уговорил Бет бросить работу и посвятить все время написанию романов.

– Ты же зарабатываешь всего двадцать семь тысяч в год, то есть столько, сколько я приношу домой каждый месяц, – заявил я. – У нас теперь есть место, где ты могла бы устроить себе настоящий кабинет. Адам целый день с няней, а ты постоянно жаловалась, как трудно совмещать работу с писательством… Так чего же ты ждешь?

Она некоторое время колебалась, отнекивалась, беспокоилась о том, что будет целыми днями сидеть дома, что оторвется от настоящей жизни, что у нее снова выйдет облом с романом. Но я продолжал настаивать – мягко, но упорно. Почему? Может быть, я не хотел, чтобы один из нас ждал, когда станет человеком искусства. Или мне нравилось чувствовать себя мужчиной, мачо, способным содержать жену, жаждущую стать писательницей. Или мне хотелось, чтобы она сидела дома и ничего бы у нее не получалось. Неудачникам всегда требуется компания.