125-я улица. Улица один два пять. Следующая остановка – Центральный вокзал.

Голос кондуктора разбудил меня. Я проспал всю поездку. Несколько минут, пока не очнулся, я не был уверен, где нахожусь. И каким образом оказался в этой электричке. В окружении костюмов. Сам тоже в костюме. Не может быть, чтобы это было правильно. Наверное, я совершил большую ошибку. Я неправильный человек на неправильном поезде.

На моем письменном столе лежали девять таблеток. Одна капсула в 150 мг – «зантаг», от повышенной кислотности. Две корейские таблетки для повышения естественной энергии, две пятимиллиграммовые таблетки «декседрина» для повышения энергии. Огромная пятимиллиграммовая доза «валиума» от стресса. И три таблетки бета-каротина для детоксикации организма.

– Этот бета-каротин мне всегда с утра здорово помогает, – говорит Эстелл, обозревая мои фармацевтические запасы.

– Помогает быть чистым и ясным, – улыбаюсь я.

– Вы хотите сказать, как диетическая кола после двух больших гамбургеров и кучи жареной картошки?

– Тебе мой «маалокс» не попадался?

Она достала бутылку из офисного холодильника и протянула мне:

– На месте вашего желудка я бы потребовала решительных действий.

– Он уже так и поступил, – сказал я, сгреб со стола таблетки, высыпал их в рот и запил «маалоксом».

– Теперь, полагаю, вы желаете получить утренний кофе? – спросила она.

– Только на этот раз с кофеином, Эстелл.

– Кофеин поверх всех этих таблеток? Это перебор…

– Я справлюсь…

– У нас здесь все беспокоятся за вас, мистер Брэдфорд. Все видят, каким усталым вы выглядите…

– Намек на усталость не такая уж плохая вещь. Люди могут решить, что ты много работаешь. Но кофе без кофеина, Эстелл… это уже издевательство над собой.

Эстелл поджала губы:

– Вы бы без меня пропали.

– Я знаю.

– Молоко и один кусочек сахара?

– Пожалуйста. И заодно файл Берковича.

– Он уже на вашем столе. Вам стоит взглянуть на пятую статью, подраздел А в завещании. Там есть нарушение правила вечных распоряжений, потому что траст не заканчивался.

– Не заканчивался со смертью жены бенефициария? – спросил я.

– Ну, в соответствии с постановлением суда по делам о наследстве и опеке штата Нью-Йорк относительно способности тех, кому за восемьдесят, иметь детей, траст не должен был заканчиваться – так что нарушение имеет место.

Я взглянул на Эстелл и улыбнулся.

– Точно замечено, – сказал я.

– Это моя работа.

– Это ты на самом деле должна была бы сидеть за этим столом.

– Не хочу пить «маалокс» на завтрак, – заявила она. – Цурис[9] мне без надобности. – Она открыла дверь в свой офис. – Что-нибудь еще, мистер Брэдфорд?

– Пожалуйста, дозвонись до моей жены.

Она быстро взглянула на часы. Я догадывался, о чем она думает и что скажет своим товаркам за чашкой кофе во время ленча: Звонит жене через пятнадцать минут после появления в офисе… и, ой, гевалт[10], если вы обратите внимание, как бедняга выглядит… Нет, говорю же, цурис… А где цурис – там и слезы.

Но Эстелл, будучи опытной секретаршей, ничего не сказала, кроме:

– Я дам вам знать, как только мне удастся с ней связаться.

Эстелл. Сорок семь лет, разведена, имеет умственно отсталого сына-подростка, вынослива, как лошадь. Голос напоминает иерихонскую трубу. Если бы она работала в более сексуальном подразделении нашей фирмы, ее бы давно уволили из-за ее объемистых форм, гласных, напоминающих туманный горн, и манеры одеваться на распродажах, что так не вязалось с треклятым динамизмом слияний и поглощений и гражданского судопроизводства. Но когда она устраивалась на работу двадцать пять лет назад, ей повезло попасть в определенно несексуальный мир доверительного управления и недвижимости. И теперь она, по совести говоря, должна была бы руководить отделом, потому что никто в «Лоренс, Камерон и Томас» не чувствовал себя увереннее в лабиринтах запутанных законов о наследовании. Ее мозг напоминал микрочип: она была способна в любой момент вспомнить даже самую незначительную информацию, которая когда-то удостоилась ее внимания. Спросите ее о самой хитрой лазейке в постановлении о попечительстве, и она процитирует вам решение апелляционного суда в Гленс-Фолс, Нью-Йорк, одиннадцатилетней давности, которое полностью меняет суть закона. Спросите ее о проблеме распределения наследственного имущества, которая возникла у вас с душеприказчиком, и она сразу же вспомнит сходное дело 1972 года. И она, вероятно, является самым непревзойденным мировым экспертом во всем, что касается правила вечных распоряжений – закона, который утверждает, что траст не может длиться дольше жизни завещателя плюс двадцать пять лет. Смысл этот закон имеет только для юриста, занимающегося доверительным управлением и наследством.