Ромка без труда забрался на лукоморскую яблоню, с удобством прошел по толстой горизонтальной ветви, но вынужден был залечь в развилке, потому что из дома во двор неожиданно вывалилась какая-то растрепанная девица. Судя по тому, что она несообразно месту и погоде вырядилась в деловой костюмчик, девица была не местная. Впрочем, на заморскую принцессу она тоже не тянула, так как имела самую заурядную российскую наружность: скуластое лицо с курносым носом, круглые карие глазки, средней густоты русые волосики и фигуру с параметрами, весьма далекими от модельных. Ромка решил, что эта барышня – экскурсовод или переводчица. Скорее все-таки переводчица, потому что экскурсоводов, в качестве которых в местном турбюро подрабатывали энергичные горластые тетки с высшим педагогическим образованием, Ромка навидался. Экскурсоводы – народ опытный, считай – туристы высшей спортивной категории, они знают толк в экипировке и не надевают в поездки кружевные блузки и легко мнущиеся шерстяные костюмчики.

Отчаянно зевая, дрожа и страстно обнимая себя за плечи, девица в помятом брючном костюме пробралась по сугробам к дощатому сортиру под яблоней. Там она весело пожурчала (Ромка благовоспитанно отвернулся и притворился глухим) и снова убралась в дом, громко стуча зубами и бессмысленно кутая озябшие руки в торчащие из рукавов кургузого пиджачка пышные кружевные манжеты.

Выждав еще минут десять, Ромка спелым яблоком свалился с ветки и двинулся к дому. Бестолковая краля в костюмчике, спасибо ей, не заперла заднюю дверь. Подобравшись к ней, Ромка камбалой распластался по стене и одним глазом заглянул в щелочку.

За дверью был маленький холл, слабо освещенный карликовым подобием торшера, в который экономный Боря Шульц вкрутил тусклую лампочку ватт на двадцать, не больше. Вообще, в этом помещении преобладали малые формы: маленький диванчик преклонных лет (вероятно, детское ложе юного Бори Шульца), древний маленький столик и маленькая тумбочка из того же престарелого мебельного гарнитура, а на тумбочке – маленький переносной телевизор. Аппарат был выключен, но Ромка не сомневался, что он черно-белый, времен зари автомобильного телевидения. Крупных предметов в холле было всего два: большой роскошный фикус в грубо сколоченной деревянной кадке и уже знакомый приятелям мужик в «Коламбии» и «Камелотах». Мужик сидел на диване и спал, а во всех смыслах добрый фикус заботливо затенял его румяную физиономию.

Ромка неслышно потянул на себя дверь, пригнувшись, скользнул в проем и в полуприседе подобрался к спящему, на всякий случай стараясь держаться в тени раскидистого фикуса. Кто-то из тех ограниченно добрых людей, которые устроили мужика на ночлег в холле, заранее расстегнул на спящем теплую куртку, и это сильно облегчило Ромке доступ к карманам его пиджака.

В карманах нашлись ключи, цифровой плеер, почти новый мобильник, флэш-карта на веревочке, пластинка «Но-шпы», леденцы для освежения дыхания и пачка визитных карточек на имя Гавриила Мисимовича Тверского-Хацумото, переводчика торгово-промышленной палаты. Стало ясно, что растрепанная девица в мятых брючках не только не экскурсовод, но и не переводчица.

– А кто же она? – перекладывая из чужих карманов в свои собственные все, кроме таблеток и ключей, задумался Ромка, которому тургеневская барышня в кружавчиках, в общем-то, понравилась.

Окружающая действительность отозвалась на его голос неожиданно громкими звуками, в которых испуганный карманник распознал топот не одной пары ног. Шум шел со стороны лестницы и быстро приближался. Побоявшись, что он не успеет удрать, Ромка забился в темный угол и затаился там под прикрытием спасительного фикуса.