– Что же ты творишь? – пряча улыбку в седые усы, сурово прорычал охранник, периодически затыкая хрипевшую что-то неразборчивое рацию на поясе. К тому же самому поясу, только за спиной крепилась и дубинка. – Я вот сейчас родителям позвоню! Как тебя зовут? У тебя документы какие-нибудь есть с собой – проездной билет, например?

Глаза ребенка наполнились слезами. С перепугу он начал ковырять в носу и переминаться с ноги на ногу как страус. Пакет с покупками был для него слишком тяжел, но он упрямо держал его на весу, в результате и без того тощенькая фигурка его перекосилась в сторону двери. Время от времени он поддергивал пакет повыше, отчего его еще больше перекашивало, и молчал как партизан.

Подошла кассирша.

– А я видела, мальчик за покупки расплатился. Я еще его похвалила – какой, мол, молодец! Маме с папой помогаешь! И сдачи ему дала. Что-то около пяти евро, по-моему. Что же он не купил себе сладостей на сдачу? – И уже обращаясь к мальчику: – Как же тебе не стыдно?

Короткий горловой всхлип и гробовое молчание.

Расплатившись в другой кассе, я поравнялась с выходом как раз в тот момент, когда охранник, так ничего внятного и не добившись, отпустил пацаненка восвояси.

Мы вместе с мальчиком вышли на улицу. И тут его прорвало. Слезы градом полились по хорошенькому личику. Он прислонился к стеклянной стене магазина, чтобы перехватить пакет.

– Что же, у тебя денег не было заплатить за чупа-чупс? Тебе мама с папой не покупают? – спрашиваю просто потому, что уйти и оставить плачущего ребенка, пусть и воришку, как-то не того… Не знаю. Кошки бы у меня на душе скребли потом.

Мальчик повернул ко мне заплаканную мордочку, улыбнулся.

– Были деньги. Вот! – Сует руку в карман достаточно заношенных, но при этом чистеньких джинсов. На смуглой ладошке – сдача. Пять евро монетами, и еще какое-то количество центов. – И вот еще чек. Смотрите, все точно. Сам не знаю, что на меня нашло. Если бы я потратил деньги, попало бы от папы сильно. Он всегда сдачу пересчитывает всю-всю. И чек всегда проверяет! И никогда не разрешает тратить просто так, без списка.

Снова улыбнулся, очень виновато и как-то не по-детски грустно. Бывают такие детки-старички. И улыбки у них старческие, затертые слегка. Не грустные, нет. Мудрые.

– А сколько у тебя братьев и сестер?

– Еще четыре. Пятеро нас всего. Я второй по старшинству. Вы только папе не говорите, ладно? А то… – замялся, – …влетит мне очень.

С перепугу даже не подумал, бедолага, что я понятия не имею, кто его папа, где он живет и даже как его зовут.

– Не буду, конечно. Пошли, я тебе куплю конфеты и жвачку.

Ребенок смотрел на меня недоверчиво. На мордашке отразилась вся гамма незамысловатых детских эмоций. Странная тетя предлагает купить конфет… Не ругает… Конфеты хочется. Папа убьет, если узнает… В этот магазин я больше заходить не буду…

– Спасибо большое. Но я туда не пойду! Спасибо. Сам не знаю, как это я… Я в школе хорошо учусь. Правда…

– Ну, ладно. Стой тогда тут. Я сейчас.

Зашла снова в магазин. Охранник, поймавший мальчика, наблюдал за нами через стекло. Когда я уже расплатилась на кассе, взяв побольше всяких конфет, он, видимо, сообразил в чем дело.

– У меня тоже была такая мысль. Жалко его. Хороший вроде мальчишка по виду. Но я же на службе. Я все понимаю. У меня у самого дети. Только взрослые уже. – Помолчал, выглянул на улицу. Мальчик послушно стоял там, где я его и оставила. В руках – все та же сдача. – Идиоты! Посылают такого ребенка за покупками, дают целый список и не разрешают купить сладости. Эх, да что там говорить… А потом они удивляются, откуда у нас такой уровень преступности…