Он вспомнил последний сеанс связи, три дня назад.

Сгущались сумерки, теплые, сухие сумерки, наполненные запахами бензина, горячего асфальта, цветущей акации, сирени. В небе уже острыми зубками-лучиками прогрызали себе место первые звезды. Гена не стал закрывать окно, не стал и зажигать электричество. Он достал пять тонких, похожих на церковные, но странно изогнутых свечей, налил воды в большую серебряную миску. Всем было известно, что миска досталась ему еще от прабабушки, которая, собственно, и передала Геннадию Александровичу родовой навык.

Их было меньше, чем пальцев на руке, тех, кто по доброй воле стал сотрудничать с УКОСом. Любой из “правильных” магов, узнай он про существование “инквизиции”, назвал бы того же Гену предателем и постарался наказать, в меру своих возможностей. К счастью, про УКОС знали очень немногие, и никто не знал всего. Туда, где невозможно было соблюсти полную секретность, запускали умело слепленную дезу, и это худо-бедно работало.

Собственно говоря, на Гену вышли случайно, расследуя дело “астрального киллера”, скромно назвавшегося Сауроном. Киллер Саурон, в миру Федя Блыков, получал заказы по электронной почте, гонорар ему переводили на книжку. Процент успеха колебался как раз на грани статистической достоверности. Поганое было дело, до самой последней минуты никто не мог понять, действительно ли Саурон-Блыков обладает способностями. Укосовцы давно уже убедились, что на сотню жуликов со слабеньким гипнотическим даром приходится всего лишь один настоящий клиент… но уж это и впрямь клиент.

С жуликом поступали просто – сдавали с потрохами обманутым заказчикам, дабы разобрались они больно, но не смертельно. Если таковых не находилось, УКОС сам становился заказчиком, через подставных. Гораздо сложнее бывало, когда сталкивались с настоящим колдуном. По закону сделать практически ничего нельзя, ну разве что привлечь за медицинскую практику без оформленной лицензии. И то, если лечение было, и был зафиксированный вред. Более чем на триста минималок штрафа или три года “химии” не вытянуть. Приходилось браться с другого конца, но сильного мага подставными братками не задавишь, увернется. А спускать силовиков разрешалось лишь в исключительных случаях, когда речь шла о десятках загубленных жизней, и никаких сомнений ни у кого уже не оставалось. Тогда посылался запрос смежникам-федералам, рассматривался на уровне по меньшей мере замдиректора Службы, и в случае положительного решения маг-злодей тихо исчезал. Самим укосовцам ликвидации запрещались, и это было разумно.

Не хватало еще превратиться в настоящую Инквизицию, с пытками и кострами. При мысли о том, во что мог бы развиться УКОС, у Виктора Михайловича всякий раз перехватывало дыхание. Вседозволенность развязывает не только руки, но и совесть. Да и режим полнейшей секретности способствует всяческим злоупотреблениям. Постоянно приходилось следить, чтобы не сделаться клоном НКВД. Те люди с самого верха, что когда-то подписали приказ о создании Управления, отнюдь не были дураками, вырастить на свою голову хищника-людоеда им никак не улыбалось. И хотя давно уже на самом верху обретались совсем иные товарищи, но принятые некогда меры безопасности соблюдались по-прежнему. Неслучайно укосовские зарплаты (которым, правда, иной инженер и позавидовал бы), казались смешными в сравнении с доходами коллег из родственных ведомств. Неслучайно брали сюда лишь тех, кого на прежней работе за глаза именовали “идеалистами”, неслучайно из УКОСа можно было уйти не раньше шестидесяти на относительно скромную пенсию, да еще и без права работы где-либо, и потому ни о карьерном росте, ни о продаже профессиональных навыков мечтать не приходилось. На крайний случай в Управлении была и собственная комиссия по внутренней безопасности, Петрушко ее даже с девяносто пятого возглавлял, но за последние годы не возникало поводов беспокоиться.