– Деньги. За студию, профессиональную обработку песен, дизайн обложки.

– Я дам денег.

Он скривился, как будто откусил от лимона:

– Нет!

– Я дам тебе денег. И возьму десять процентов с прибыли, если диск будет хорошо расходиться. Если плохо – пять.

Вьесчи впору позавидовать моей деловой хватке. Вэнс впервые за разговор посмотрел на меня. Его болотно-зеленые глаза отразили внутренне смятение. Мой тактический ход удался. Я не бросал ему подачку. Давал деньги под процент – значит, рассчитывал получить прибыль. Значит, верил в него. Больше всего Вэнсу нужна была вера и поддержка.

Он согласился и до сих пор, по-моему, не жалел об этом.

Теперь Гемран сидел в репетиционном зале и бесился оттого, что все присутствующие не понимают смысла настоящего искусства. Для него казалось дикостью попрыгать пару часов на сцене, а затем, благополучно забыв о роли, отправиться на работу. Он не понимал, что для парней и девушек в зале этот театр – всего лишь возможность побыть короткое время в каком-то новом качестве. Превратиться из банковского служащего в Цезаря, из официантки – в богиню. Вэнс жил музыкой все время, для него она – тяжелая, напряженная работа, мучительная и приносящая наслаждение. Но для других – это всего лишь возможность отдохнуть и развлечься.

Лориан, сидящий рядом, осторожно дотронулся до моей руки. Я очнулся от раздумий и взглянул на него.

– Все нормально? – шепотом спросил мальчишка.

Он почувствовал мое напряжение, но не знал, чем оно вызвано.

– Все хорошо. – Я ободряюще улыбнулся и получил в ответ теплую волну вновь обретенного спокойствия.

Лориан снова откинулся на спинку кресла и с любопытством принялся наблюдать за представлением. Ему, в отличие от Вэнса, было интересно. Макс в экстазе продолжал снимать все подряд. Похоже, из парня может получиться неплохой фоторепортер.

Гемран посмотрел на часы. Со злостью подумал о приятеле, который упросил пойти посмотреть на молодую перспективную актрису и не явился сам, хотя клятвенно заверял, что будет не позже десяти. Потом, окончательно наплевав на репетицию, повернулся ко мне. Ему не терпелось поговорить.

– Слушай, Дар. Ты свободен сегодня всю ночь?

Он был в курсе специфики моей «работы», когда посреди дружеской беседы я мог подняться и спешно уйти, сославшись на неотложные дела.

– До двадцати трех тридцати.

– Тогда пора заканчивать эту ерунду.

Вэнс повысил голос и заявил на весь зал с повелительными интонациями своего вчерашнего оперного героя:

– Достаточно. Всем спасибо. Все свободны.

Актриса приоткрыла рот от удивления, и ее красиво накрашенное лицо застыло в напряжении. Режиссер подпрыгнула от неожиданности:

– А вы не посмотрите… еще один диалог… – Она попыталась вернуть интерес рок-певца, делая многообещающие жесты в сторону сцены, но Вэнс упрямо выдвинул нижнюю челюсть и сжал ручки кресла.

– Нет. Хватит. Она мне не подходит. Ни голоса, ни слуха.

Он поднялся, оставив оскорбленную даму-драматурга переваривать его грубость, и кивнул мальчишкам, вскочившим со своих мест.

– Привет. Как дела?

Следующие двадцать минут Гемран раздавал автографы, отвечал на вопросы поклонников, которых в этом зале оказалось порядочно. И старательно не замечал молодой актрисы-неудачницы, многозначительно крутящейся возле него.

Потом, отбившись от фэнов, подошел ко мне. Сел рядом. Лориан с Максом остались с актерами, поглядывали издали на своего кумира, но не решались мешать его беседе. Фотовспышки сверкали с регулярностью в несколько секунд. Британец не обращал на это внимания. Привык.

– Какие еще проблемы, кроме внезапного появления твоей бывшей возлюбленной?