Михаил почувствовал, что конвоир заколебался. Следовало сделать еще небольшое усилие, чтобы склонить чашу весов в свою сторону.

– Или, может, ты боишься? – с некоторой иронией спросил Чертанов. – Хм, у тебя же автомат!

Всему свету такие типы, как Петро, стремятся доказать, что опасаются только дьявола. Преодолевая свою трусоватую сущность, они теряют значительную часть жизненной энергии. Сильный и неожиданный отпор их делает беспомощными, как паралитиков.

Секундное колебание, и цирик, с напускной неторопливостью, загремел ключами:

– Только быстро! Даю вам десять минут, чтобы выжрали флакон, и едем дальше!

Петро повернул ключ. Один оборот, затем второй. Дверь открылась, и в проеме показалось простоватое краснощекое лицо, совершенно не озабоченное какими бы то ни было мыслями. А вот и рука с водкой! Чертанов мгновенно вцепился в запястье, а другой рукой, ухватив сержанта за загривок, с силой ударил его головой о дверь.

Петро мгновенно обмяк.

– Ну, что сидишь? – прикрикнул Михаил на мужичонку, что доставал его вопросами. – Давай тащи его сюда!

В глазах заключенного застыл немой ужас. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: он был из тех, про кого говорят: «Угодил на кичеман от сохи». Срок небольшой, а потому он старался провести его как можно тише, чтобы поскорее вернуться на волю и вспоминать тюремное житье только в кошмарных снах.

– Сейчас. – Бестолково засуетившись, мужичонка подхватил под руку сержанта. Два других зэка молча жались в углу. – Крепко ты его уделал. Мертвяк? – Он показал взглядом на рассеченную голову.

– Поживет еще, – по-деловому высказался Святой, снимая с плеча сержанта автомат. – Водяру не забудьте, раззявы!

Мужички таращились на оглушенного конвоира со смешанным чувством облегчения и ужаса одновременно. Каких-то несколько минут назад свобода представлялась им такой же далекой, как соседняя галактика. И вот сейчас, когда дверца машины была распахнута, а в проеме были видны кусты, воля пугала. В сновидениях она представлялась совершенно иначе.

– Выпить бы, – вздохнул один из сидельцев сдавленным голосом.

– Прямо сейчас, что ли? – спросил Чертанов, по-деловому обыскивая сержанта. В одном из карманов отыскалось сто долларов. – Ага, вот они, родимые! – обрадованно воскликнул Михаил, перевернув сержанта на бок. – А здесь что? Еще тысяча рублей… Ладно, сгодится. Не хило краснопогонники живут.

– Приспичило, – прохрипел все тот же мужичонка, преисполненный отчаянной решимости.

Он мотал пятерик за мелкое воровство. Большая часть срока уже прошла, а потому мужичонка решал для себя почти непосильную задачу – ломануться вместе со всеми в открытую дверь или все-таки остаться и терпеливо дожидаться момента, когда конвой защелкнет на запястьях браслеты.

Последнее чревато. Братва может не понять бездействия, устроят разбор, а там и косяк повесят. Воля очень тонкая материя, а потому с ней следовало обращаться поаккуратнее.

В общем, без бутылки не разобраться.

– Тогда держи! – Чертанов протянул бутылку водки.

Мужичонка привычным движением отвернул пробку и в каком-то злом раздражении отшвырнул ее в сторону. Приложившись к горлышку, он сделал несколько крупных глотков. Наконец, оторвавшись, он одобрительно крякнул и громко сказал:

– Ша! Режьте меня на куски, рогометы, никуда отсюда не пойду!

Хмельные его глаза сверкнули недобрым огнем, сейчас его лучше не задевать. Похоже, что и двое других решили остаться.

– А вас никто и не неволит, – сказал Чертанов, забирая автомат. – Пойду водилу навещу.

В три прыжка Михаил добрался до кабины и с силой рванул дверцу на себя. В какую-то долю секунды он увидел глаза шофера, враз наполнившиеся ужасом. И, вкладывая в удар неизвестно откуда взявшуюся ярость, ткнул прикладом в раскрытый рот.